Байки садовода

Cлучайно записанные в электричке «Санкт-Петербург–Луга»
в сентябре 2005 года.

Предисловие автора

Когда партией и правительством Советского союза принималось решение о развертывании в стране садоводческого движения, никто и предположить не мог, каким историческим, каким судьбоносным станет это решение для народа, загнанного в тупик господствующей в то время на всех уровнях государственной и общественной жизни утопичной в самой своей основе коммунистической идеей. Миллионы горожан, истосковавшиеся по земле, бросились осваивать предоставленные государством участки: валить лес, корчевать землю, строить времянки, сажать картошку, разбивать сады.

Садоводческое движение дало сильнейший всплеск угасающей экономике. В полную мощь заработали питомники зеленых культур: саженцы и черенки черной и красной смородины, крыжовника, яблонь, вишни, сливы, облепихи, всевозможные сорта цветов и декоративных кустарников стали самым ходовым товаром на рынках и сельскохозяйственных ярмарках. Стал бурно развиваться рынок удобрений, семян плодоовощных культур.

На строительство садовых домиков потребовались: цемент, кирпич, брус, ДСП, обрезная и не обрезная доска, шпунтованные половые доски, оргалит, вагонка, наличники, карнизы, окна, двери, оконные и дверные коробки, рубероид, черепица, шифер, жесть, бетонные кольца для колодцев, стальные трубы для скважин и водопроводов. Для строительства дорог к участкам в огромных количествах потребовались гравий и песок, асфальт и бетонные плиты, элементы дорожной инфраструктуры. Для электрификации садоводств стали нужны столбы электропередачи, трансформаторные подстанции, миллионы метров электропроводов, электрические счетчики, розетки, выключатели, провода для внутренней электропроводки, наружные и внутренние светильники.

Промышленность в срочном порядке наладила и расширила производство инструментов: лопат, кос, серпов, граблей, вил, мотыг, тяпок, пил, топоров, молотков, гвоздодеров, коловоротов, рубанков, гвоздей, скоб, тележек; печного оборудования — печек буржуек, дымоходов к ним, вьюшек, печных дверок, оголовков печных труб. Ускоренными темпами стало развиваться производство бытовых станков: пилорам и рубанков на бензоприводе, электрорубанков, ручных и стационарных электропил, дрелей, бетономешалок. Резко вырос спрос на стекло: гладкое, тонкое, рифленое, и цветное для декоративного оформления веранд. На крупных промышленных предприятиях стали организовываться параллельные производства по выпуску мотоблоков, мотокультиваторов, лебедок, рыхлителей, косилок, быстровозводимых теплиц, микропарников, простой и армированной полиэтиленовой пленки, бытовых газовых плит, баллонов к ним, электроплит, электронасосов другой техники применяемой на садовых участках. Для строительства заборов потребовались уголки, трубы, стойки, сетка, ворота, калитки, петли, замки. Садоводами скупались ведра, тазы, баки, корыта, бочки. Резиновая промышленность увеличила выпуск резиновых перчаток, калош, сапог. Для временного проживания на еще не освоенных участках потребовались палатки, надувные матрацы, спальные мешки. Возникла потребность в вагончиках, списанных строительных бытовках, которые садоводами использовались для временного проживания или как сараи для хранения дров и садового инвентаря. В неимоверных количествах стала нужна краска — водоэмульсионная, масляная, фасадная; олифа, всевозможные морилки, антисептики, пропитки, медный купорос. Стал очень популярным новый красочный материал — пинотекс. Повысился спрос на дорожные велосипеды. Возник дополнительный спрос на индивидуальные средства транспорта, особенно на недорогие автомобили, типа «Запорожец», «Таврия», «Ока», прицепы к ним, багажники — на участки требовалось доставлять строительные и посадочные материалы и вывозить с них полученный урожай. Беспрецедентной популярностью стали пользоваться дорожные тележки на колесиках, способные принимать на себя до сорока килограммов полезного груза.

Огромная армия неработающих, но еще «боеспособных» пенсионеров получила новое дело. Годами вышибаемый из людей принцип личной заинтересованности в результатах своего труда вновь начал действовать. Люди ощутили себя собственниками. В их распоряжении оказалась «своя земля», «свой дом», «свой труд», «свой урожай». И этим всем стало возможным распоряжаться по «своему» усмотрению.

Изживший себя лозунг — «От каждого по способностям — каждому по труду» на садоводческих участках сменился простым, но правдивым принципом — «Поработал, — получил». На участках можно было и не работать, — просто отдыхать, дышать воздухом, загорать, пить пиво или более крепкие напитки. Соответственно и ждать чего-либо от земли просто отдыхающий не мог. С другой стороны, история садоводческого движения знает немало случаев, когда первоначальный энтузиазм совсем не ленивого владельца участка сходил на нет после первых же трудностей. Не все понимали, что садоводство — это сплошная пахота в течение трех четвертей года. Чтобы сад дал доход — весну, лето и осень нужно трудиться, не покладая рук. И лишь в зимние месяцы есть возможность дать себе небольшую передышку.

Для некоторых садоводов постройка дома и благоустройство участка превратились в занудный долгострой. Заросшие диким кустарником земли, недостроенные, полу развалившиеся, скособоченные, почерневшие от дождя, снега и солнца дома до сих пор еще напоминают о слабости человеческого духа. Но основная армия садоводов вытерпела, выдюжила, проявила характер и добилась поставленных целей. В настоящее время садоводческие участки рачительных и трудолюбивых хозяев утопают в зелени, сады плодоносят, а постройки красуются за аккуратными заборчиками и радуют глаз. А сами садовые домики часто удивляют не только аккуратностью содержания, но и неординарностью дизайнерской мысли.

Советские садоводства — явление уникальное во всех отношениях. По масштабу охвата трудоспособного населения, по вложенной в сады человеческой энергии, по экономическим показателям, — следует признать, что при пустых полках советских магазинов продовольственный вопрос для своей и не только своей семьи садоводы решили самостоятельно. Вспомним, чем кормили народ коммунистические вожди времен заката советского строя? Обещаниями, бумажными планами, взятыми с потолка пятилетними программами. В то время как на овощных прилавках лежали тощие, с мизинец толщиной, бледные, вялые морковинки и сморщенная, вся в земле мелкая свекла. А на плодоовощных базах, часто под открытым небом, гнила мороженая картошка и прела, наваленная в гурты, капуста.

Историкам еще предстоит дотошно разобраться в феномене российского садоводства. Ведь именно здесь, в большинстве своем вызревали перестроечные идеи, которые в 1991 году опрокинут прогнивший строй. Именно сады, как малые, самодостаточные хозяйствующие единицы заложили экономическую базу новых, а вернее забытых старых, рыночных отношений. Современный рынок не был механически перенесен в Россию с запада. Он родился, восстановился на российской земле, в наших условиях на садовых участках. И первым зачатком рынка, еще до советских кооперативов и частников стал натуральный обмен между садоводами излишками произведенных сельскохозяйственных продуктов: кабачки на клубнику, сливы на яблоки, облепиху на черную смородину, и продажа этих излишков городским соседям садовода, его знакомым и близким родственникам, не имеющим своей земли. И вторичный рынок, промышленных товаров, формировался в садоводствах, когда оставшийся после заливки фундамента цемент менялся на кирпичи для печки, а оргалит на рубероид.

Новые политические лидеры тоже воспитывались в садах, потому что честные разговоры о политике, о состоянии государства, о необходимости перемен плавно перетекли из тесных городских кухонь в широкие просторы садоводств, к кострам на участках, в веранды и на крылечки садовых домиков. И глушившиеся в городах, популярные в народе зарубежные радиостанции стали доступны в открытой местности. Правду о советской жизни сначала слушали садоводы, а затем уже, из их уст, все остальные советские сословия.

Нельзя не вспомнить о культурной составляющей садоводств, садоводческий фольклор, анекдоты, афоризмы «от садоводов»! Только благодаря садоводам вся страна узнала правило: Если, вдруг, работая на грядках после изнурительной трудовой недели, вы почувствовали невероятную легкость во всех членах, вам нужно войти в дом и прилечь — у вас предынфарктное состояние. Потому что такие состояния случались только с изнеженными городской жизнью людьми, не привыкшими с детства к крестьянскому труду. А чего стоит шутка в переполненном тамбуре электрички: Ну-ка выдохнули! — понятная только тем, кто, стоя на одной ноге и, держа над головой тридцатикилограммовый рюкзак одной рукой и связку досок другой, действительно добирался до участков в таких тамбурах.

А праздники после сбора урожая, или в связи с открытием сезона. А новый коллективизм, дух совместного труда на субботниках и садоводческих воскресниках. Расчистка территорий общественного пользования, вокруг пожарных водоемов, ручьев; вырубка леса с одновременной заготовкой дров; устройство дорог, проездов, деревянных мостков над канавами; рытье самих этих канав. В садах формировался новый тип человека — строителя новой жизни, ведь наравне с родителями работали и их дети, с малолетства приобретающие навыки хозяйствования на земле. А безвозмездная помощь соседей на особенно тяжелых физических работах! Люди объединялись в стихийные бригады переходящие с участка на участок, в складчину нанимали транспорт, чтобы привезти не пять-десять кубов пиломатериалов для одного садовода, а двадцать-тридцать на несколько участков. Все это сплачивало людей, помогало выживать в невероятно сложных условиях советской действительности, открывало в людях новые способности и черты.

Нельзя не сказать и о периодической печати! Журналы и газеты с легко узнаваемыми и запоминающимися названиями: «Советы садоводам», «Наш участок», «Не скучай» — профессионально способствовали скорейшей и как можно менее болезненной адаптации города в деревне. На страницах этих изданий садоводы находили советы специалистов, делились своим личным опытом. С помощью недорогих, доступных всем изданий укрепляли веру в правильность выбранного пути и, главное, расшатывая старую, продвигали новую идеологию развития общества.

В целом, нужно признать огромную ценность опыта садоводческого движения для строительства обновленной России. Ценность первоначальной обкатки принципов нового строя и новых экономических отношений в условиях трудного освоения, новых, часто болотистых, непроходимых и запущенных земель. И, конечно же, великую, историческую, еще до конца неосознанную, роль во всем этом скромного труженика — российского Садовода!

Знакомство

— Ну и что ты там вычитал? В этой макулатуре? Разве есть в газетах что-нибудь хорошее? Одна политика и бизнес этот. И криминал. Читать нечего. Я вот газет вообще не читаю. Пишут все об одном и том же. И новости все какие-то «жареные» находят. Газетчики! Они же никогда в суть вопроса не вникают. Некогда им! Утром «звон услыхали», а вечером уже материал сдают. На целую полосу! Все поверхностно, конъюнктурно. И телевизор я сейчас редко смотрю, — телевидение таким же стало. Шоу, шоу, одно шоу, и ничего о настоящей жизни! Всю жизнь нашу в шоу превратили, а о самом главном — ни слова. Как потерялись эти журналисты… Шутки какие-то плоские — для умственно недоразвитых людей. Или такими хотят всех сделать? Не пойму я. Ну, вот ты все читаешь, читаешь…отложи газету, с тобой ведь живой человек разговаривает. Или ты человеческой речи не доверяешь? Ну и читай, хрен с тобой…

Нет, но ты все-таки послушай. Может полезнее будет просто с человеком поговорить. Я вот — садовод — гораздо сильнее и правильнее жизнь чувствую и понимаю, чем все эти — как они сами о себе говорят — «продвинутые» журналисты. Ты мне человек незнакомый и мне от тебя ничего не нужно. Я тебе просто скажу, что думаю обо всем, об этом, а ты потом разберешься. Если будет желание. А не захочешь, так я и не обижусь. Я вообще, на людей не обижаюсь, не имею такой привычки. Хоть бы даже они меня обижали, — я нет.

Так вот, почему не могут газетчики ничего нормально написать о нашей жизни? Запахов не различают. Целыми днями у компьютеров своих, в интернете этом, кофе, сигареты. А жизнь нюхать надо. Утро от вечера по запахам различать, осень от весны. Я тебе с закрытыми глазами по садоводству пройду и точно скажу, — где я. Какой участок рядом, чей, кто хозяин. Потому как у каждого человека запах свой. Не веришь? А ты не смейся. Я не собачьего рода, все органы чувств у меня в порядке. Просто к обонянию особая склонность.

Жизнь — она не в спецхранах и не в архивах пыльных, и не в редакциях — вот она за окном. Бежит! И пахнет. Опилками сосновыми, дымом, компостом, псиной… а то и козлом вонючим — и такие запахи есть. А есть очень даже приятные — варенье сливовое, когда варится или грибы когда сохнут. Вот ароматы! А на озере, как вода пахнет — свежестью, рыбой, тиной, кувшинками. А в лесу… Это же не передать. От запахов прямо душа раскрывается и не надышаться. А на морозе… Ну, ладно, что я тебе все про это?

Ты газету отложил, значит, я интересней говорю, чем там написано. Тогда расскажу тебе все по порядку. Как все было. Глядишь, и время незаметно пролетит. Ты думаешь, я всю жизнь садовод? Ничуть не бывало. Последние семнадцать лет только. А до этого тоже над бумажками сидел.

Семейный совет

У меня, когда дите родилось, сели всей семьей, призадумались, — где летом быть? Короче, Новый год встретили, у меня денег было скоплено немного, посоветовались и решили дачу строить. Или готовую купить. Я то был за то, чтоб самому строить, хоть тогда и не умел практически ничего. А жена, чтобы сразу на все готовое. Она права тоже, дом за три месяца не построить, а на воздух из пыльного города уже ближайшим летом хотелось.

Поиск

С первого же нормального, то есть не праздничного выходного, приступили к поиску. С утра бутербродов наделал, термос горячим чаем зарядил, и в путь. По деревням и весям нашей области…

Начали с уже готовых домов. С Карельского перешейка, по наивности. Но, где там, у меня на книжке две с половиной тысячи, а в Сосново дома в то время стоили до сорока. Подальше в Лосево, Лососево — пятнадцать, семнадцать. Все равно не по карману. Сменил направление — на юг поехал. Луга, Оредеж, Мшинская, Чаща, бывало и подальше, однажды, аж за Старую Руссу забросило, в Марфино. Там конечно дешевле. Не занимая больше денег, можно было пятистенок с садом запросто приобрести… Но дорога! В тьму-таракань, на перекладных. Машины тогда не было.

В общем, зима кончается, капает уже, а у нас ни в шубе рукава. Нет варианта. Очередное объявление срываю, — а искали по объявлениям «продается дом, участок, дача» — вроде не так уж далеко, в Чаще. Дом не достроен, баня, шесть соток, но в садоводстве. Поначалу в садоводство не хотелось. О деревенском доме мечтали, с русской печкой, но поехал в Чащу. Как сейчас помню, в городе уже слякоть, а там… Приехал — синее небо, яркое солнце, белый снег глаза слепит. И мороз. А продавец хитрила, — не одного меня пригласил, а сразу нескольких потенциальных покупателей. Чтобы, значит, спор был. И чтобы цену набить. Я поначалу и не понял этого.

Ну, идем, короче, снегом скрипим — минут сорок. Дошли, смотрим, слушаем. Сруб, конечно, шикарный, вот из таких сосен, сработан хорошо, и уже под крышей. Фронтоны, правда, не зашиты. И банька уже готова, но используется, правда, не по своему прямому назначению. Живут в ней. Буржуйка в окно трубой, двухэтажные кровати. Короче, понравилось мне. На обратном пути, пока до станции топали, отжал хозяина от всех остальных и говорю, даже с женой не посоветовавшись: беру. Телефонами обменялись, договорились на недельке встретиться — все оформить. А он мне через пару дней звонит и сообщает, что стоимость увеличилась, чуть ли не на тысячу. Перебил кто-то. Пришлось отказаться и все по новой.

И вот ты знаешь, какой парадокс. Этими объявлениями, поездками, осмотрами в основном я занимался. Даже дневник сравнительный вел. А с женой только так, советовались. А тут на платформе срывает она телефончик… тоже садоводство, тоже недалеко и не очень дорого, тоже без фундамента, но второй этаж вроде как закончен. И что ты думаешь, этот вариант и стал последним.

Съездил, посмотрел, понравилось. Место хорошее, от станции всего три километра. Но тут спешить не стал, уже научили. На следующий выходной жену привез. Побродили мы по участку, — не сразу и нашли его без хозяина — на второй этаж забрались, оттуда все садоводство обсмотрели. И согласились. Апрель уже кончается, пока оформление, пока веши привезти и все прочее. Что-то сразу сделать требовалось — лестницу на второй этаж, чтобы с ребенком на руках не грохнуться. Да и посадить же чего-то хотелось, время то голодное было, посевная на носу.

Закончился поиск. В аккурат, под первое мая с хозяином о цене и обо всем прочем окончательно договорились. Все оформили — стали законными владельцами. Радуемся. Еще не знаем, что этот участок из нас все жилы вытянет, все свободное время оторвет. Ети их.

Отметка-ориентир

Я, когда в первый раз участок посмотрел, с хозяином распрощался, — решил по садоводству прогуляться. Сориентироваться. Опять же дорогу как-то запомнить, чтобы жену на этот «вариант» привезти.

Иду, по сторонам гляжу, по солнцу и по звуку электричек ориентируюсь. Направление — примерно на станцию держу. Перешел по бревнышкам через ручей какой-то, — на нем потом пожарный водоем со щуками вырыли, — далее на линию вышел и по ней прямо до грунтовки дотяпал. Сейчас она, кстати, уже под асфальтом. И, понимаешь, чтобы значит, в следующий раз нужный поворот не пропустить, я на ближайшем столбе отметку поставил. Крест мелом, как в известной сказке. Еще раз вокруг себя обернулся, чтобы все получше запомнить. В первый раз все-таки.

Ну, на следующие выходные жену привез. Знакомлю с местностью и постепенно к нашей будущей даче подвожу. Деревню прошли, — дорога на садоводство через деревеньку небольшую идет — лесок небольшой прошли, на грунтовку выбрались. Снег еще не весь стаял, идти скользко, трудно. Дошли до моей отметки, свернули на линию, затем через ручей по бревнышкам. И, представляешь, не нахожу я участка своего, хоть ты тресни. Кручусь вокруг своей оси и не высмотреть нужный силуэт. Пол часа ходим, — вдоль, поперек, кругами. Я во все окна заглядываю, вспоминаю — безрезультатно. Жена нервничать стала, — Куда ты меня завел? — хнычет. Устала уже. Да и я подустал снег весенний месить. Остановились.

Давай, — жена говорит, — в эти березки пройдем, отдохнем, — а там, на ручье такой березовый островок возвышался. Видно, лес, что на участках рос, весь свалили, а березки, которые на общей земле никто не тронул. Пошли мы. И надо же, чуток до березок не доходя, нашел я свой сруб. И соседние постройки, которые запоминал, — вспомнил.

Жена прошла, как хозяйка по земле, уже почти нашей, обсмотрела все кругом и улыбается. Понравилось, значит. Работы много! — говорит. А я молчу. Что о работе говорить — ее делать надо. Пошли мы обратно и точно к столбу с крестом выбрались. Но больше отметка эта не пригодилась. Жена лучший ориентир нашла — березки. Как я сам его не заметил? Удивительно. Наверное, муж и жена, хоть и два сапога пара, по-разному на мир смотрят.

Островок этот березовый, кстати, до сих пор сохранился, — как естественное украшение садоводства.

Что делать?

Нужно сказать, для ясности, что меня угораздило родиться в интеллигентской семье. В городе. Естественно, понятия о деревенской жизни самые, что ни на есть киношные. Что делать? Как делать? Как дом достраивать? С чего начинать? То ли фундамент лить, то ли окна-двери вставлять, то ли пол стелить? А жена просит второй этаж утеплить — ночи холодные. В общем, пошел по друзьям, по садоводам со стажем. Кто что скажет, кто чего подскажет.

В «Гостиный» приехал, купил два топора: большой для дров и маленький плотницкий, молоток, пилу, набор стамесок. На Лиговке, в хозяйственном приобрел тачку одноколесную, точно такую, как в кино видел. Смех, кстати был с этой тачкой. Домой-то ее в квартиру не было смысла тащить. Я, значит, нашел ее, что в то дефицитное время тоже было достижением, по времени прикинул электричку, на которую успеваю, и покатил покупку на одном колесе прямо по проспекту к станции. Гордо, так, за две ручки. С ней же ни в трамвай, ни в автобус не пустили бы. А на машину опять же денег жалко. Ну и продефилировал. Хорошо еще заранее бутербродов наготовил, термос взял, чтобы домой не заходить. Сразу на дачу поехал. Но и тут, без осечки не обошлось. Когда тачку уже по деревне вез, положил рюкзак свой в нее, — надоело на плечах тащить. А термосик от тряски на рытвинах да ухабах и лопнул, — на участок пришел, чаю собрался попить, а в рюкзаке одни осколки. Колбу на замену так и не нашел, пришлось новый термос покупать. Дурная голова, не догадался что разобьется.

Ну, а когда уже все необходимое приобрел, — вот тут то и началось…

Дом на четырех чурбаках стоял, — сам понимаешь, фундамент нужен. С другой стороны — весна, сезон посадок. Что посеешь, то и пожнешь, а участок не то, что не вскопан, даже не раскорчеван до конца. То тут, то там пни, корни, дикая малина прёт. А прямо посреди участка, видать, самая на этой земле первая, чудная какая-то постройка. Сарай не сарай, так укрытие от дождя и ветра. Четыре березины отпилены в человеческий рост и обмотаны рубероидом. Крыша тоже из рубероида. Дверь, правда, есть, на петлях повешена. Но все сгнило уже. И дверь, и березовые столбы. И постройка сама к северу клонится. Вроде как сносить нужно, но с другой стороны, все же крыша, стены — можно чего-нибудь и сложить… временно. В общем, я сарай этот не разобрал, оставил на первое лето. И даже применение ему сразу нашлось — мешки с цементом туда сложил, на фундамент. 50 мешков, не шутка. Потом, правда, половину из них пришлось продать, — лишние оказались, цемент на зиму не хорошо оставлять — слежаться может. Так, представляешь, только по осени, я эту сараюшку разобрал. Так вкруг нее все и бегали. Что интересно, щит жестью обитый, что на полу брошен был, оказался крепкой филенчатой дверью. Это когда я жесть содрал, выяснилось. Я эту дверь даже потом на втором этаже установил. В перегородке.

Что еще на участке было? В углу туалет — нужное место. Вот его-то прежний хозяин хорошо сделал: дощечки струганные, одна к одной, дверь со щеколдой и с замком, и оконце над дверью. Здесь инструмент садовый хранился. Что еще? Дров везде навалено, выше крыши — про них мне продавец в первый приезд еще рассказывал. Привез, говорит, сруб старый, откуда-то из деревни, думал использовать его в стройке, да не тут то было. Бревна на ветрах и на солнце прямо задеревенели — ни пилой, ни топором не взять. Пришлось ему новых, свежих бревен покупать. А из этих я потом помост над канавой временно соорудил, до того как трубу привез. Еще елки старые повалены — те, что непосредственно на участке росли. Участки-то в восемьдесят втором прямо в лесу нарезали. Кстати, мне потом соседи рассказывали, — местные жители ходили, сокрушались об этом. Они этим лесом кормились — грибы, ягоды. А тут понаехало городских — лес под топор. Малинники — под топор. Стройка, молотки с утра до поздней ночи стучат. А елки эти спилить то спилили, а окорить забыли, или недосуг было. Они так и лежат — гниют, под корой уже короеды во всю шуруют. Жалко — это ж строительный материал. Но сам понимаешь, на все сразу рук не хватит. Хожу по участку — выбираю главное. Решил, пока май — картошку посадить, овощи. Значит, надо, копать, готовить землю под посадки. А участок — целина. Клубника кое-где посажена, но как посажена. Видно спешил прежний хозяин, не хотел времени много терять. Так и сажал, — лопату на штык в землю вгонит, отвалит чуть в сторону и втыкает клубничный ус. Без удобрений, без подкормки, прямо в глину. Так она у него и росла сквозь крапиву и мать-и-мачеху. Где росла, а где — не пойми что. В общем, схватился за лопату, и всякое свободное место взрыл.

Пень

Пенек у меня был примечательный, до сих пор перед глазами. Долго я не знал, как и подступиться то к нему. Сосновые-то, да еловые пни — поверхностные, я их кое-как выкорчевал. А этот, последний — березовый. И березы по всему видно «не слабой». А береза, ты знаешь, воду любит и растет всегда или на ручье, или над водоносным слоем. И ее, основной от корневой системы отрост, идет строго вертикально вниз. К воде…Мой пенек на таком корне, вот такой вот толщины и сидел. Как гриб в землю вросший. Подкопал я этот пень со всех сторон, раскачать пытаюсь — ни в какую. Стоит, как влитой. Я его и топором и пилой, ни хрена не взять. Глубоко: для пилы хода нет, топором нормально не замахнуться. И не подкопаться как следует. Несмотря сто яма уже вокруг пня с хорошую воронку размером и груды земли по сторонам. Уже темнеть стало, а у меня никакого с этим пнем сладу — целый день на него угробил.

Посидел на нем сверху, покурил, — я тогда еще курил, это сейчас бросил, — решил техникой воспользоваться, пошел к соседу, шоферу КАМАЗа, за домкратом. Притащил пятитонник, площадку под пнем вырыл, установил его на обрезки досок и начал качать. Сначала без эффекта. Затем, смотрю, — качнулся пенек, у меня от радости аж сердце взыграло. Качаю дальше, — пень по чуть-чуть вверх идет, а я в каждую появляющуюся щель калабаху какую-нибудь загоняю. Затем такую же площадку с другой стороны подготовил, оттуда домкратом стал… Только так и выволок этот пенек наружу. Корень обрубил, выкатил на грядку, а увезти, как — не знаю. Огромный — руками не обхватить, на тележку не погрузить, пилой не распилить и топором не расколоть, волокна все переплетены — косослой. Думал, думал, что делать… Решил сжечь. Пол ночи жег, а пенек только с боков чуток подрумянился. Сырой.

На утро созвал мужиков, а ты знаешь, на садоводстве есть такая традиция, — если работа одному человеку не по силам, все собираются и сообща по-соседски вопрос решают. Так и здесь получилось. Откатили мы этот пень на канаву. После уже, в несколько заходов я его прикончил, сжег таки. Но помучился, — знатный пенек был.

Соседи

У меня, вообще, соседи — хорошие попались. Один только, с чудным именем Аристарх — гнилой, тропинку к скважине своей бочками от нас перекрывал. В первые годы воды не было, — добывали ее, где придется. А Аристарх этот одним из первых скважину пробурил, ну и потянулся к нему народ с ведерками и баллонами. Поначалу все нормально было, а после видно взыграла в нем жадность или уж не знаю что, — стал отказывать. Понятно не воды ему жалко было, а самого насоса. Но прямо вроде отказать неудобно, так он вроде бы косвенные причины придумывать стал. То свои бочки накачает и ручку с насоса снимет, якобы в ремонт, то сам насос скрутит, а то тропинку перекроет, чтобы к скважине не пройти было. В общем, давал понять… А народ ты знаешь, как к таким относится, — невзлюбили дядьку за это. Сейчас конечно, когда у всех скважины, да колодцы мало кто старое вспоминает, но неприятный осадок остался.

А остальные соседи тоже не без причуд, — добрых, правда.

Который справа, Серега, доски черного пола рубанком стругал. Зачем? А Семеныч, что напротив, свою скважину начал пробивать. Пробил. Вода красная, глиняная, но идет. Так он не прокачал, как следует, и в первый же год вокруг обсадной трубы огромный блин цементом залил. Чтобы, значит, все культурно было. Когда слой водоносный на следующий год ушел, он решил скважину поглубже пробурить и трубу наставить. И стал этот блин бетонный кувалдой долбить. Три выходных потратил, но так и не раздолбил. Цемент хороший, качественный попался. Так и торчит труба из бетона как памятник.

А Серафима, ее участок за моим, под каждый клубничный куст кусочек фольги подкладывала. Чтобы ягоды отраженными солнечными лучами грелись и чтобы наливались крупнее, чем у соседей.

А дядя Коля? Вот кто настоящий чудик. Как помидоры зацветут, он кисточку беличью, акварельную берет и заместо пчел цветки опыляет. Кисточкой! А когда огурцы пойдут, он опять же для привлечения пчел и для лучшего опыления плоды медом мажет. В общем, улучшает народ природу, как может.

А сосед, что через участок от меня, не знаю, как зовут, — редко он ездил, а сейчас вообще перестал, на вертикально стоящих чурбаках, каркас собрал. Кровлей его под конек покрыл, и фронтоны вагонкой зашил. Ветер чуть посильнее подул, и сложилась его избушка, как карточный домик, соскользнула с чурбаков, незакрепленная. Думать же надо, головой.

Хотя, я тоже однажды отчудачил, — тележку для навоза сочинил. А колеса от маленького детского велосипеда приделал, — дутиками их еще называли. Ну и что? Поехал на скотный двор, в деревню. Нагрузился, тащу обратно… на первом же повороте телег моя с дутиков этих прямиком в кювет. На одном колесе вообще спиц не осталось, на другом пол оборота срезало. Перегрузил, называется.

А вот, про дядю Колю еще. Представляешь, ведет картотеку всех Олимпийских чемпионов и Чемпионов мира из Советского Союза и России. Вырезки из газет собирает, может влет рассказать о любом — факты биографии, спортивные достижения, рекорды, даже про членов семьи… Ну, не чудно, разве?

Общение

Ты еще от моей болтовни не устал? Может, свою газетку почитать еще хочешь?

 Ну, если не хочешь, я тебе еще расскажу про главное преимущество садоводства. Знаешь о чем я? Не знаешь и даже, думаю, не догадываешься. Главное, оказывается, не урожаи, не процесс, не размер дома. Главное в нашем деле — общение. Да, не смейся — обыкновенное человеческое общение. Это я только с годами понял. Вот какое в городе с соседями, да и вообще с людьми общение? Практически никакого! Разве что, у пенсионеров на лавочках. Но мы-то, которые еще не пенсионеры, тоже люди! А человеку мало производственного общения. А простого, так сказать бесцельного, если хочешь бессмысленного, но иногда самого важного в жизни общения между людьми в городе нет! Утром на работу, вечером с работы. В лучшем случае — быстро «Здрасте», «Добрый вечер», коротко о погоде, ну может, когда соль там кончается, или спички. И все!

А в саду!

Я вот, дом вагонкой обшиваю, — мужик мимо идет. Подошел, остановился, присмотрелся. Подсказывает как доску «тянуть», как гвоздь «класть». Какая ему польза, выгода? Никакой, просто так подсказывает, от чистого сердца. Просто хочет, чтобы «как лучше было»! Ты ж на виду, и работа твоя на виду. И видимо где-то подспудно, глубоко в душе живет у этого мужика незнакомого тяга к хорошему. К красоте. Ты понимаешь, да? Хочет он, чтобы дома добротно строились, чтобы красивыми были, а не просто укрывали от непогоды. Иначе, зачем ему советы давать? Свои секреты шабашника раскрывать. Может быть, потенциальному конкуренту. Невольно от работы оторвешься, поговоришь… И не только о вагонке, — о погоде или об урожае. Бывает, и что-то ценное для себя узнаешь.

Так и это еще не все. Поговорили мы с мужиком этим, распрощались, а через десять минут он вернулся с топорищем в руке: Вот, — говорит, — возьми, пригодится. Сам делал.

С чего такая доброта душевная? Я же ведь ничего не просил, и топоры у меня хорошо на топорища налажены, и видел это мужик. Но протягивает настойчиво свое самодельное, по какому-то своеобразному рисунку вытесанное топорище, и не отказать человеку. Принимаешь подарок. А после, при каждой встрече кланяешься, здороваясь. И разговор завязывается. И не важно, что мы знакомы — всего ничего, недавно познакомились. Важно, что оба — человеки, и пообщаться просто так можем.

А дядя Коля когда приходит. Тут можно не один час рабочего времени потерять. Любит он «обходом» все соседские участки обходить, потому что живет в саду безвылазно, встает рано. И все пашет, пашет. И все у него всегда сделано. Поэтому на выходных дядя Коля с народом общается. Как будто не понимает, что у нас не пенсионеров — выходные самая горячая в саду пора. Только в выходные и работаем… Так он не о вагонке думает. Больше о политике. В первые годы после перестройки, когда страну прямо на глазах разворовывать начали, придет гневный, сядет у крыльца: «Приватизация, ваучеры… Да я бы этого Ельцина расстрелял. А с ним и Чубайса с Гайдаром. Что натворили демократы. Не понимает, что коммунисты еще больше натворили. Но я не спорю, что с дядей Колей спорить? Бесполезно. Он всю жизнь на производстве, как член партии коммунизм строил. Таких на склоне жизни ни в чем не переубедить. Закаленные в боях люди. И не верят ничему, ни про лагеря сталинские, ни про миллионы загубленных жизней. Не хотят верить, как под гипнозом пребывают.

А вот Володя справа — тот начитанный. И знает все на свете, ну что ни спросишь. Про мотоциклы-автомобили это вообще конек. Про сельское хозяйство, про генетику, про военную технику, про ткацкое дело, про спорт, про джаз, ну вообще про все! Я не помню случая, когда бы Вова сказал — не знаю. А жена его все подкалывает: Ну, как же тебе — и не знать! А он только смеется. Кстати, хорошая пара. Мы к ним более всех расположены, даже в городе и зимой и на другие праздники встречаемся, фотографии смотрим. А когда забор вокруг участка ставили, я даже калитку дополнительную поставил, чтобы по прямой общаться. В гости ходить. Лет десять уже эта калитка так и не закрывается. Интересный кстати вопрос: почему ранее незнакомые друг другу люди сходятся и общаются, потом и дружат всю жизнь? А некоторые, как кошка с собакой даже не воспринимают друг друга. Не здороваются. Что-то в людях есть притягивающее и отталкивающее. Как заряды в физике плюсовые минусовые. Но как и кем люди этими зарядами заряжаются. Вот что интересно. И что еще интересно — человек может вообще ничего не говорить. Просто сидеть в компании и молчать, но если он с отрицательным знаком никакого положительного общения не получится. Все будут на него оглядываться, одергивать себя. Сторониться. Вот что за фокус такой. Прямо загадка.

Огород

Да, но я отвлекся немного. Можешь себе представить, я во второй год, по весне весь участок распахал. Тут картошка, там капуста, там подальше — кабачки. Цветы еще жена любит. Ни одного живого, то есть, нетронутого места не осталось. Даже на канаве ревень воткнул, он сырость уважает. Чтобы, значит, земля максимальный доход давала. А в то время — начало девяностых, — мы этим огородом и жили. Это теперь всего навалом — так, вроде, и огород сажать, и содержать его — ни к чему. Не выгодно.

А вот в первый год, огород у меня лоскутками получился, где успел целину поднять, там и росло.

Пиво

Я, по первости, на тяжелые и незнакомые работы подрядчиков нанимал. В то время бетонные работы для меня вообще были — темный лес. Никогда раствор не месил и даже не видел, как это делается. Только про опалубку слышал, что в нее надо раствор лить. Так вот, чтобы фундамент залить, перед этим дом нужно было отдомкратить и на мостах вывесить. Нашел на подряд двух молодых ребят. С ними случай был… С пивом.

Ребята работают, не отвлекаясь, а я наблюдаю и учусь одновременно. В то же время и огород копаю, и еду на всех готовлю. Иногда «на подхвате» в заливке участвую.

А в то время магазинов в садоводстве еще не было. За продуктами приходилось в город мотаться. В один такой заезд я трехлитровую банку пива прихватил. Тогда еще пиво в ларьках прямо на улице разливали. Так вот, привез золотистый напиток на участок. Перед обедом, «для аппетиту» предлагаю. Мужички мои отказываются, и на уговоры не поддаются. Ну, прямо, ни в какую. Не понимаю.

— Это ж не водка, — говорю, — или там портвейн какой. Это ж пиво! Почти без градуса.

— Почти, да не почти, — старшой их говорит, — мы на работе, а не на пикнике!

Так и не прикоснулись. Пришлось мне отдуваться, не пропадать же добру. Потом рассказали ребята, почему отказались: у них цель была — за сезон на машину заработать. Вот и вкалывали не расслабляясь. Меня, кстати, тоже пытались агитировать.

На хрен, — говорят, — тебе этот дом. Привязан к одному месту на всю жизнь, никаких новых впечатлений. То ли дело машина. Она тебе и дача и средство передвижения. Приехал на любое озеро, речку, отдохнул, как положено, на другое место едешь. Никаких обязанностей. Ничего копать не надо, ничего поливать…

У меня, наверное, другой, как сейчас говорят, менталитет… Стремление к оседлой жизни.

Размах

Я, вообще, люблю все с размахом делать! Не мельчить.

Вот и теплицу когда, года через три задумал, решил от своих принципов не отходить. Фундамент сам, у ребят научившись, залил. И какой фундамент — двенадцать на два с половиной метра, с перемычкой… И построил на нем парник из двух частей: под помидоры и под огурцы. И роста ему не постеснялся дать приличного. Конек — на высоте два семьдесят. Сосед Иван пришел, когда я его уже пленкой обивал и говорит: Ты, случаем, не в фирме «Лето» работаешь? Большего парника в округе нет. А я смеюсь на свое творение и отвечаю: Так чего мелочиться-то? Потом достраивать, пристраивать… Лучше сразу — дешевле получается.

Согласился.

Васильич

А вот еще про одного соседа вспомнил — Васильича. В любую погоду, — жара, мороз — неважно, — в валенках ходил. Ревматизм или еще что-нибудь, от чего ноги мерзнут, не знаю, чем это объяснить.

Однажды загулял. Посуда в его доме все гремела, а к вечеру он и сам пару раз рухнул. В ту ночь я, уставший, рано лег и быстро заснул. Просыпаюсь — в дверь барабанит кто-то. Тапки под кроватью нащупал, вышел на веранду:            

 — Кто? — кричу.                                                           

— Открывай! — по голосу сосед. — Васек у тебя?                           

— Нет у меня никого, — отвечаю сердито.

Я дверь открыл, Васильич еле на ногах стоит, качается, но в дом идет.  

— Не в-ври мне, Ва-васек у тебя… а то куда ж ему деться. Васька, с-сукин кот, выходи. А ты свет-то в-включи, в-в-включи!       — Шатаясь, заглядывает во все комнаты, садится на табурет возле печки, икает. — Где ж Васек? Г-где ты его спрятал? Говори.              

— Васильич, не бузи, — отвечаю, — никого я не прятал, добрые люди спят давно, а не шастают среди ночи. Иди домой!

— Нет, н-нет, — мотает головой, — Васька у тебя, я видел! Хвост его видел, меня не проведешь.                           

— Ищи, — я сажусь на другой табурет, пьяному человеку ничего же не втолковать.

— Ва-а-асська, — орет, — вы-ы-ыходи!

Взгляд старика падает на крышку подпола. — А-а-а! Хитрец, ты его в подпол? А ну о-открывай! О-открывай, я сказал!

— Нет там никого, сам открывай, если не веришь. — Я то знаю что у меня в подполе.         

 Сосед встал, потоптался, прицелился и присел. Дернул за кольцо. С третьего раза открыл крышку. Чуть не нырнул в подпол, когда наклонялся вниз и всматривался.               

 — Н-никого! — Оборачивается в мою сторону. — К-как так?

 Встает и нетвердой походкой плывет к выходу. В дверях оборачивается.

 — А у тебя н-ничего та-ам, — тыкает скрюченным пальцем в пол. — Ч-чисто. А у меня — чертей та-а-ам! Тьма.

 Как тебе такой поворот? В тот же год, осенью, его не стало. Он жил в саду, не съезжая, все время. Только за пенсией ездил. В одну из поездок задержался в городе по пьянке. Вернулся поздно. На станции его какие-то подонки избили, ребра переломали, пенсию отобрали. Васильич кое-как дополз до дому, а к утру от внутреннего кровоизлияния умер. Хороший был мужик, не злобный. Помогал всем дачи строить, а денег почти не брал, так, на карманные расходы.

 Я что хочу сказать: я думал, что про чертей люди выдумали, оказывается, нет. Васильич говорил про них серьезно, как про своего Васька. Он их точно видел.

Гвозди

В садоводстве разные встречи случаются… Вот однажды у меня гвозди кончились, а останавливать процесс неохота. Что делать? Пошел по соседям. Всех ближних обошел, в том числе и к Васильичу заглянул, — восьмидесятки, ни у кого нет. Сотка есть, но великоват гвоздь, доску расщепит. А шестьдесят миллиметров мелок — не притянет. Пошел по дальним участкам, потом, совсем по дальним. Набрел на какой-то совсем не знакомый — раньше никогда даже мимо него не проходил. Хозяин на веранде яичницу жарит. На улице мороз, снег под валенками скрипит, а на веранде, несмотря что летняя, тепло и запахи аппетитные. Соблазнительные для давно завтракавшего. А хозяин парень молодой, в собачьем свитере, гвоздей отсыпал в мою рукавицу, а прощаться не спешит. Познакомились. Я ему свою жестяную, блестящую крышу с красной трубой среди других крыш нашел. Пригласил при случае заходить…

Гвозди в следующие выходные обещаю вернуть и потихоньку, задком, задком к выходу продвигаюсь. А он к столу приглашает… И уже две тарелки на столе заместо одной и яичница пополам делится. И рюмочки рядом с тарелками выросли. Ну, как отказаться. В общем, познакомились. Его Антоном звать, работает осветителем в театре. Так он все мне про себя и рассказал, а я ему про себя ответно.

Потом ко мне пошли… У него, как оказалось, утром того же дня олифа кончилась, а у меня была.

Стычка

Но не всегда на хороших людей нарвешься. Бывают и стычки. Однажды лук сажаю, идет садовод, по одному виду понятно, что совсем новичок в нашем деле. Подходит:

— Ваш сын у меня приемник украл? — больше утверждает, чем спрашивает.

Я встал, руки от земли отряхнул, думаю, шутит, просто познакомиться пришел, а он свое:

— Я на прошлых выходных приемник во времянке оставил. Я с сорок девятого участка. Сегодня приехал — его нет. Соседи говорят, что подростки вечером в канаве у моего дома курили. Один белобрысый, как ваш.

Я про себя думаю: «Хорошо же ты с соседями знакомишься», подозвал сына, спрашиваю:

— Был на сорок девятом участке.

Тот отрицательно головой кивает.

— Нет, мой сын не брал вашего приемника.

— А если поискать?

— А если за клевету ответить? Вон пошел отсюда! — Я завелся мгновенно, пошел грудью.

— Ладно. — Мужик разворачивается. — Будем по-другому разговаривать. — Себе под нос что-то мямлит.

— Не о чем разговаривать. — Хотел догнать козла и по морде дать — сдержался.

На том и расстались, без никакого продолжения. Я его после пару раз с рюкзаком встретил, что-то буркнул типа «Здрасте», в сельской местности все же принято со встречными здороваться. А потом его, вообще, след простыл. Видно, не каждого человека садоводство принимает. Не прижился.

Два дома

У меня знакомый есть, немец. В университете нашем учится. Так он, как со мной встречается — так подтрунивать начинает. Что, мол, богатый я — два дома имею: в городе квартиру, плюс еще дачу. Что, мол, даже состоятельные немцы не могут себе такого позволить, что-то одно выбирают.

Ну, и что, — я думаю, — снимал я дачу… Там не ступи, здесь не возьми, на чердак не лазить. Если посадить, что захотите — вот на этой грядке… Что на одной грядке посадишь? У меня сын, маленький еще был, на середину участка выйдет, руки в боки, и заявляет:

— Моя земля, что хочу, то и делаю.

Говорят еще, что у советских людей совсем нет чувства собственности! Оказывается есть. Всю жизнь имелось, только глубоко где-то запрятано было…

А если по большому счету, неважно, сколько домов, главное чтобы хозяйство одно было. Тут летом заготавливаем, там потребляем. Или, наоборот: там придумываем, собираем материал, здесь воплощаем. В одном хозяйстве ничего не пропадает. Это и есть настоящее слияние города и деревни. О, котором так долго говорили большевики.

Политика

Ты, вообще, как к политике относишься? С пониманием? Вот только то! А я вот думаю, что политика это эстрада! Ну, то есть, «Аншлаг» какой-нибудь, перебродивший юмор… Знаешь почему? Потому что и там и тут, чтобы тебя воспринимали — понравиться народу нужно. Там зрителю, здесь электорату, слово-то, какое безликое придумали! А чтобы понравиться используют все средства. И заигрывание, и ухаживание, и рассмешить народ можно. Для политика, даже хуже, когда он юрист или экономист, то есть когда научен чему-то конкретному. Он у зеркала кривляется, имидж себе придумывает, подтяжку лица может сделать, то есть, работает с внешними факторами… А что у него внутри? Чума, туши свет. Амбиции, зависть, жажда славы. Ну, в общем, все как у поп звезды. Так что, я на политическую возню смотрю, как на эстрадное шоу и тебе советую.

А вот садоводство — это не шоу. Тут все конкретно: пленку с парника утром не отвернул, — все от жары сгорело, полил не вовремя, не до рассвета, — солнце через капли, как через увеличительные стекла прожгло листья, а забыл, по занятости или просто по забывчивости, полить — засохло все.

И где тогда урожай? В проекте остался, а должен на столе быть.

Тяга

Я вот, между прочим, часто думаю: Откуда у меня, у городского, эта тяга к земле проснулась?

Гены, что ли? Но родители мои тоже типичные горожане. Может через колено, или через несколько колен пробило. Может, предок мой какой-то на земле жил, а не в бетонной коробке. Может он тянет?

Ведь без тяги-то, стал бы я столько трудностей преодолевать? Строить, сажать, растить, обрабатывать, сорняки какие-то выпалывать? Выходные тратить?

Но знаешь, вот я сейчас приеду, отойду от платформы метров на сто, запахи городские все до одного забуду, дымком из чьей-нибудь трубы обдаст и потянет. Или просто землей пахнет. И захлестнет буквально душу. А лесом идешь! А в доме! Яблоками, что в корзине, под кроватью; ватником на стуле, который после дождя высох. Родные все запахи, домашние. А как печку протопишь, — какой дух! Теплый, сухой! Наверное, запахи эти в садоводство людей и тянут… Которых в городе, — где найти?

А с другой стороны, может быть, тут и поглубже причины. Если в корень зреть. Сталин со своей долбанной коллективизацией и индустриализацией такие условия на селе создал, что одуреешь. Люди без паспортов, без прав, за трудодни пахали. На износ. Естественно хотелось народу как-то облегчить свою жизнь, вот и тянулись в город. И оседали в нем. Кто через замужество, кто в институт поступит…И так постепенно, постепенно и перетекла деревня в город. Но деревенские-то замашки остались. Помнишь, как на балконах петухи кукарекали, куры кудахтали? Кролики в городских квартирах жили, а то и посерьезней живность на балконах. То есть, не могли люди сразу от своих родовых сельских привычек отказаться. А украшали эти свои балконы как? Как дома в деревне. Белую плитку керамическую в разные узоры шашечками раскрасят, чтобы свое окно или свой балкон от соседских отличить!

Так получается, что люди в городе жили и городом этим томились. Россия крестьянская страна! Как была, таковой и осталась. И тянуло людей обратно, к земле, в село. А тут садоводства стали разбивать. Вот тяга эта внутренняя, часто скрываемая и выплеснулась наружу. Без нее не подняли бы люди землю.

В садоводствах крестьянская Россия себя реализует. Вот что сейчас понять нужно. Всем. И политику соответственно выстраивать.

Банька

Вон, смотри, баню хозяин топит. Дым клубами… Поздновато что-то. У меня такой дым часа в два, в три. А в это время уже без дыма топится.

Баня — это, вообще, любимая моя игрушка. Дом-то достраивать пришлось, то есть, чужую идею переиначивать. А здесь — все свое! На месте бани раньше малинник дикий был. Крапива, ржавая проволока, камни какие-то, мусор. Все расчистил, бугорок срыл, дерн снял. Ленточный фундамент залил… В тот же сезон, с нуля и баньку поставил. Конечно не рубленную, — эта наука мне совсем недоступна, — каркасную, засыпную. Опилками… С трамбовочкой хорошей, как положено. Но тепло держит и пар отлично. А на полке, вообще, не всякий улежит. У меня иногда, со свежего пара, мурашки по коже. Так пот гонит, что в жаре зябко становится. А у банного порожка, с улицы — скамеечка, как положено со столом. Это чтобы в перерыве между парами — выйти на воздух, остыть.

ГКЧП

Я вот еще про политику скажу.

Помнишь, когда ГКЧП был? Во, страсть то! Я тогда, как раз свой огромный парник строил. В отпуске. Света еще не было — электрорубанок не подключить, приходилось четверть в брусках, вручную выбирать. Обычным плотницким рубанком. Запарился я совсем в тот день, — решил в магазин прогуляться, отдохнуть чуток. Иду по нашей линии, вдруг тетка какая-то с балкона кричит.

— Ну, что? Обкакались демократы! Назад в СССР идем?

Я понять не могу, — о чем это она? Выражение лица какое-то зловещее, как бы отомщенное. Кричит и вроде радуется. Чувствую, что спрашивать, уточнять что-нибудь — бесполезно, толком ничего не объяснит… Дошел до магазина, вернулся к себе… и к приемнику. У меня тогда еще VEF старенький был. Собственно, он и сейчас есть. Включил, вот тут-то все и прояснилось.

Оказывается, переворот в стране, чрезвычайное положение, контрреволюция…Никакой демократии, никакой свободы слова. По «Маяку» только сводки официальных новостей и «Лебединое озеро» — балет Петра Ильича Чайковского. Ну, ладно, думаю, посмотрим, послушаем, — что дальше будет. Стругаю свои бруски и радио слушаю. А ситуация все нагнетается. Вот и до соседей новость долетела, потянулись друг к другу обсудить положение. Слух пополз, что электрички ходить не будут. Уже не ходят. Автомобильные дороги тоже все перекрыты. В город не попасть… Ну, совсем приехали.

Вечером, уже после ужина настроился на другую волну. Радиостанция «Открытый город». Может, слышал? И до четырех часов утра не мог оторваться. Так и просидел между печкой и приемником. Как потом говорили, в ту тревожную ночь это была единственная радиостанция, которая в прямой эфир давала информацию о настоящем положении дел. Через нее и Собчак призвал мужчин одеваться потеплее и вставать на защиту Мариинского дворца. Помнишь такое?

Я все слышал! И в Москве что было, и у нас. А главное, уже под утро, передали, что в пяти километрах от нашего садоводства — прямо рядом, по шоссе в сторону города движется колонна танков. Боевым маршем на Питер! Во дела, думаю. И до моего участка ГКЧП докатилось! Прямо — военное положение, а у меня ружья нет. Потом, слышу, свернула колонна на военный аэродром, — у нас там недалеко учебный летный полк стоит, СУшки почти каждый день носятся, — и приостановилась до команды.

На утро просыпаюсь, вроде как самый пик кризиса ГКЧП прошел, демократия победила, — тогда еще, между прочим, в демократию верил… А сейчас… Не туда демократы эти доморощенные страну ведут, и ГКЧП тоже не туда вел, но это уже отдельный разговор. Есть у меня собственный взгляд на всю эту кухню.

Ленин

Вот ты думаешь, что революцию в октябре семнадцатого Ленин устроил? И возглавил, — как там нас в школе учили?

Может быть, и возглавил — случайно… Распознал, пронюхал ситуацию, почувствовал ее и использовал в своих корыстных целях. Для захвата власти. Но путь развития народ выбрал, а не РСДРП. И без этого народного решения ничего у Владимира Ильича не получилось бы. А народ русский — душой живет. А душа православная не ошибается.

Знаешь, почему коммунизм, хоть я его и ненавижу, тогда выиграл? Потому, что потащили Россию тогдашние политики всякие и предприниматели, новоиспеченные к обогащению… К материальному богатству, по примеру западных стран. Где-то я читал, что к тринадцатому году российская экономика вышла на самые передовые позиции в мире по темпам развития... Реформы Столыпина, железные дороги Витте, и так далее.

Но не нужно православной душе богатство. Трудно богатому войти в Царство небесное! Вот и свернул народ с пути накопительства. Все отдал новому государству, себе ничего не оставив. Жил какой-то мечтой утопической, о счастье всеобщем на земле, в каком то новом государстве. Павка Корчагин стал коммунистическим Христом, примером народного подражания — почему? Потому что, жил он, без какого бы то ни было, даже малого, намека, на наличие чувства личной наживы. Был гол как сокол, и за идею боролся.

Ленин почувствовал этот душевный народный порыв и грамотно разыграл карту…

Ельцин

А Ельцин что сделал? То же, но с обратным знаком. Коммунизм отменил. Почему? Потому что тоже позыв народной души услышал. Надоело Руси в коммунистическую ложь верить. Потому и приняла она Ельцинские реформы.

Но только демократы, так называемые, зря губу раскатали. Они думали, что теперь Россия, наконец, бизнесом по западному и накопительством займется. Ничуть не бывало. С Ельциным не демократия победила, а коммунизм проиграл. В этом Бориса Николаевича — историческая роль. А строить он ничего нового и не должен был.

Кто не понял еще?

Путин

Строит Путин. И пусть для всяких там с запада, он называет то, что он строит — демократией. Наверное, для успеха, дела, тактически — сейчас это именно так нужно называть. Формально — строй в России демократический. Но душа-то народная понимает, что это просто внешняя ширма. Необходимая, чтобы в нужное время западные инвестиции привлечь, или там за рынки сбыта побороться, в ВТО вступить.

На самом деле, по всему видно, что при Путине готовится база, для возрождения Русского православного царства с сильнейшей государственной властью. Посмотри на выражение его лица, когда он в церковь входит и перед Богом голову склоняет…Чисто подвижник. И действует в традициях православного русского офицерства. И правильно!.. Так в России и надо действовать.

Мне он нравится… Молодец мужик, ничего не боится. Вернет Русь на исторический путь.

Израиль и Россия

Между прочим, в истории Мира было и есть два Богом избранных народа.

Евреи, которые должны были исполнить Ветхий завет и отвергнуть Христа. Они свою миссию уже выполнили…

И русские, которые хранят Правое слово о жизни, то бишь, Православие, и исполняют Новый завет. Миссия России подготовить мир ко второму пришествию Бога! И никакие демократические, да и вообще любые отвлекающие от этой миссии, идеи Россию не увлекут.

Потому и не ходит наш народ на всякие там выборы, чувствует душой, что не это сейчас главное.

Вера

Вот ты, вообще-то верующий?.. Хотя не мое это дело, можешь и не отвечать…

Я за себя скажу, — без молитвы ни одного действия не совершу. Пошепчу ее негромко, про себя, с Христом посоветуюсь и только тогда приступаю. Хоть картошку сажаю, хоть лук или чеснок, хоть сарай строю, но обязательно испрошу у Бога благословение на дело. И только так, все получается. Потому что в этом случае не один я работаю, а вместе с Богом угодное Ему дело делаю. И не без Его прямой помощи. Он и силы даст, и подскажет ненавязчиво. Без всяких чудес, знаков и явлений, — так сказать, в рабочем порядке.

Все Богом дается, не только сама жизнь, но и знания приобретенные и опыт жизненный. И, само собой, — вера! Если я ее, конечно, ищу и хочу иметь. Можешь поверить мне, без доказательств, что все так и есть, как я говорю.

Березка

Смотри, какая береза красивая… Но уже с желтой проседью — осень. И у нас, у калитки тоже березка растет. Сейчас ствол — вот так вот — руками не обхватить, а началось все с маленького прутика на три листа. Жалко выбрасывать было, я его и воткнул в откос канавы. В саду, вроде как береза ни к чему — тень от нее только. А на канаве можно — как украшение.

Воткнул, думал, не приживется, а она, вишь, взялась! Прижилась, и пошла в рост, все выше и выше. Сейчас кудрявая, я уже пару раз ствол сверху обрезал, чтобы провода не цепляла. По весне я из нее веники делаю, для бани. И сок березовый дою. Знаешь как? Технология проста и эффективна. Ветку наклонил, по косой обрезал и поместил в пластиковую бутылку из-под «Пепси», или «Фанты». Закрепил ее как-нибудь. На следующий день — уже натечет. Можно пить натуральный березовый сок.

А вот сосну рядом несколько раз пытался посадить — засыхает. Видно, совсем «не по климату» сосне в саду.

В кювете

Я случай вспомнил.

Было время, я не как сейчас, — на машине на участок ездил. На «Запорожце». Как-то, в воскресенье, после рабочих выходных нагрузился домой ехать, в город. А перед поездкой что-то с женой поспорили… Я не остыл еще, но поехал, — время поджимало. Жена рядом, на переднем сидении, с бидоном малинового варенья в руках. В тот год малина сильно уродилась.

А у нас там поворот такой есть — две дороги под острым углом пересекаются. И угол этот каждое лето сильно зарастает. Ольха, осина, кусты. И я этот участок всегда чуть ли не на первой передаче проходил, на второй уж точно. Медленно, с оглядкой. В тот раз тоже на второй шел. Только скорость, видно, недостаточно сбросил. В поворот вписываюсь, и прямо перед носом бампер BMW вырастает. На моей, между прочим, полосе. Сближаемся мы быстро, и понимаю я, что затормозить уже не успею. Ну и рванул руль вправо, — уступил дорогу, называется… Интеллигент, тоже мне.

Через мгновение смотрю вперед, и ничего не соображаю — встает земля дыбом, а лес, что вокруг дороги за кабину заваливается. Потом какой-то скрежет по днищу пошел. А потом меня самого к рулю прижало. Только тут понял что мой «Запорожец» в кювет на брюхе сполз, да еще и на бок завалился… хорошо не перевернулся. Вырубил зажигание. Пытаюсь дверь открыть. Открылась кое-как. Вытолкнул себя на руках вверх, затем жену через эту же дверь вытащил. Все целы, невредимы, только малиновое варенье, будто кровь на лобовом стекле, эффектно так растеклось.

Хорошо недалеко от участка отъехали. Вытянули нас добрые люди из кювета, на тросе обратно на участок притащили. Что интересно, виновник торжества, который на BMW, даже не остановился, проехал мимо и был таков.

Но, я для себя урок извлек… Ни в коем случае в возбужденном состоянии за руль нельзя садиться. Водителем «на взводе» ситуация на дороге неадекватно оценивается и решения принимаются неверные. На перекрестке том нужно было мне не рулем крутить, а педалью тормоза работать. Я на своей полосе был.

Ну, да ладно, проехали.

Шифер

Я однажды, еще в одну автомобильную история попал. Случайно… Вот уж никому не пожелаю.

А дело так было. На участок с лесоторговой базы нужно было доставить стройматериалы. Я заранее машину заказал — КАМАЗ. На следующий день, как договорились, встречаю ее у проходной. Молодой, белобрысый водитель, — Алексеем звали, — проверяет документы, маршрут, оплату… И подает машину под погрузку. А у меня, значит, куба два доски, рубероид, оргалит, сетка плюс мелочь разная. Рамы там, коробки. Погрузили доску, на нее оргалит, остальное вдоль бортов. Все!.. Вроде, ехать можно.

Тут к водиле мужичек подкатывает и за кабину машины за локоть отводит. Я, естественно, понимаю, в чем дело. Но в ситуацию не встреваю, — у меня КАМАЗ по заявке, с путевым листом, значит, с ответственностью за перевозимый товар. Дела водилы — не мои. Вижу, Алеша с мужиком сговорились. «Мой» КАМАЗ подает задом к другому складу, и работяги начинают сверху моего полированного оргалита аккуратно класть шершавый, дефицитный тогда шифер. Не много, не мало — триста листов. Прикинь. Я повозмущался немного, вижу ничего не изменить, в кабину сунулся и сижу, жду убытия.

Как отправились Алексей, чтобы обстановку разрядить объясняет.

— По пути же… Как не взять. Километров за десять до твоей деревни сгрузим шиферок.

— Ладно, — говорю, — хозяин-барин.

Едем. В хвост КАМАЗу «Запорожец» увязался с владельцами шифера. А один из владельцев в кабине, чтобы нужный поворот указать. Короче, километров семьдесят от города отмахали, приближаемся к месту первой разгрузки. Алексей уже с шоссе сворачивает… И представляешь, — бр-р-р — даже сейчас в дрожь бросает! Скорость на повороте сбросил, но недостаточно. Наверное, как и я тогда, перед своим кюветом. И весь «левый» груз — триста листов шифера — со скользкого оргалита по инерции на асфальт! Каково а? Хорошо еще до автобусной остановки не доехали. А то бы людей поубивало.

Вылезаем… Правый борт кузова «с мясом» вырван, под ногами груда шиферного лома. И хозяин этой груды, белый как сметана, воздухом поперхнулся, и в первую минуту ничего членораздельного сказать не может. Все в шоке. Первым Алексей очнулся, — борт оторванный в кусты закинул. Ну и началось — вой, мат… Можешь себе представить.

Наконец водитель предлагает более-менее уцелевшие листы сложить обратно и доставить по назначению. Все грузим. Затем крепим… Затем, уже на адресе, очень аккуратно, в гробовом молчании выгружаем. Каким то чудом пять листов целыми остались. Леша денег естественно, не взял и потихоньку мой товар дальше повез. Почему потихоньку? Так без борта же кузов-то. Чуть, какая рытвина на трассе, ухаб — мои, без крепежа наваленные досочки веером из-под оргалита. А рубероид в рулончиках так и норовит — тоже на асфальт. Я из кабины только головой назад и верчу, чтобы не потерялось чего. Нашли трос, как-то подвязали товар, наконец, доволоклись.

Алешу — бедолагу, перед обратной дорогой я чайком угостил. Водочки хотел предложить, для снятия стресса. Не стал — парню еще сто километров обратно пилить. А себе на ум тогда тоже намотал — как без документов груз вести.

Кирпичи

А вот еще одну шоферскую историю вспомнил… Эта, правда, со счастливым концом.

На кирпичном заводе взял кирпич на печку. Три поддона по пятьсот штук каждый. Погрузчик-автокар эти поддоны как-то неудачно, не по оси кузова поставил. Левее центра тяжести. Выехали, — валит ГАЗон влево. Я даже по сидению в сторону водителя скользить начал. Тот вышел, сзади через борт осмотрел кузов, вернулся в машину и говорит:

— Держись!

И как ты думаешь, что сделал? Разогнался до семидесяти, примерно, и… левым колесом на высокий поребрик. Я, аж подскочил от удара. И поддоны подбросило. И опустило, прямо на ось симметрии. Машина выровнялась, и доехали мы без приключений.

Кирпич весит около пяти килограммов. Значит, это полторы тысячи на пять. Получается более семи тонн. Не слабо! Семь тонн одним махом переставить. Мастер был водила.

Картошка

Ты глянь, народ уже картошку копает. А здесь так и выкопали уже. Рановато, по-моему…

У меня в первый год, когда я только-только целину свою распахал, картошка по осени уродилась — с кулак каждая картофелина. Куст вырою — пол ведра. Мешков десять тогда натюкал, — до весны ели. Почва лесная была — плодородная. Вот и отдала свою силу первой картошке. Но с каждым последующим годом урожай все меньше и меньше. Я сейчас компост кладу, навоз, но нет таких урожаев, как в первый раз. И сажаю-то я сейчас картошку так только, — чтобы на даче поесть. В прошлом году посадил ведро, выкопал полтора. Куда это годится. В этом году решил вообще не сажать. Пусть земля отдохнет, восстановится.

А у нас картошку в семье все любят. У меня даже фирменное, свое блюдо есть — картошка на сале. Значит, сначала топишь сало, потом картофель туда брусочками, потом лук репчатый и посолить… И стеклянную крышку на сковородку. Минут двадцать — все готово. Ну, помешать, конечно, в процессе лопаточкой нужно, чтобы не пригорело, а так все просто, без никаких прибамбасов. Но вкуснотища, не то, что сварить — все соки, все вкусы сохраняются. А сало еще своего вкуса добавляет.

Журавль

Еще один случай про соседей вспомнил.

Это когда я колодец вырыл. Надоело ходить по соседям, просить, извиняться, черпать воду из чужих источников. Вырыл свой. Сруб срубил, до водоносного слоя дошел, — вода быстро набралась. Задумался, как доставать? Думал, думал, с домашними посоветовался, — решил журавля поставить. Чтобы с меньшими усилиями результат больший достигался. Сделал чертеж. В чертеже все учел. Глубину, уровень зеркала воды, высоту опоры, плечо журавля. Ну, все, как учили. Собрал конструкцию. Ось вставил, — ведро в колодец не попадает. Зачерпнуть можно было, конечно, но назад — никак. Скребет стенку ведро, вода расплескивается. Столько работы — и все напрасно. Пригорюнился, сижу, курю, думаю… Пришел сосед, Иваныч. Посмотрел, цыкнул языком по-украински, тоже задумался:

— Може, груза мало? — Иваныч родом из-под Чернигова.             

— Да нет, плечо надо укоротить. — Это уже другой сосед подтянулся, Петя.            

— Как, на весу? — Я ни в какую, не хотел снимать журавль с опоры.    

— Разумиешь, чи ни? — это Иваныч меня в бок толкает. — Треба опытным путем. 

— На трехметровой высоте? Надо ж засверлиться, ось по-новому вставить, что мне леса строить ради этого журавля? — Начинаю злиться на советчиков и их дурацкие советы не по делу.                                 

— Так сымем, яки дела.                                                  

— А дальше что? Снять-то снимем, надо ж место новое знать для оси! Как его определить? — Трясу чертежом. — По расчету все правильно сделано.                

— Знать треба, а як же. — Иваныч отодвигает чертеж и щурит глаз. — Вон — а, по сучку засверлимося.             

Втроем журавль осторожно сняли, ось «по сучку» вставили, водрузили обратно. Проверяем, — ведро вверх-вниз бегает, как родное колодцу.  

— Добре дило! — Замечает Иваныч. — Зробыли добре!

А я стою и смеюсь. И над собой и вообще над всем. Это ж надо! Пришел человек и лупанул на глазок верное решение. И точно «в десятку», без расчетов и чертежей. И что тут скажешь?

Стоп-нога

 О! Вот здесь, однажды случай был. Как вспомню…

Тут одно время поезда останавливались, как на конечной. А садоводы, кому дальше надо, чтобы время не терять и в городе не киснуть, досюда, все равно, ехали. Чтобы на свежем воздухе свою электричку дождаться. Вот и я в тот раз попался… Короче, еду тоже вечерком — осень на излете была! А за окном не то дождь, не то снег, холодно, сыро. И в вагоне — также. Но у меня все с собой. Периодически опрокидываю бутылочку, — согреваюсь.

Слышу: Поезд прибыл на конечную станцию. Просим пассажиров выйти из вагонов. Ну, вышел. Темно на улице, ночь почти. Дождь вроде не идет, но какая-то сырость в пространстве. На платформе пара-тройка человек — кто в такую погоду, на ночь глядя, на дачу едет? Одиночки. Такие, как и я.

Прогуливаюсь по перрону, временами не забываю согреваться. А фонари светят, как из космоса — мутно, белесо и совсем не ярко. Мигают еще. Я, то и дело, вдоль рельсов взгляд бросаю, — дальше ехать хочется. Но пока не видно ни огонька, ни намека. А по часам вроде бы поезд уже должен появиться. Ладно, подождем, воротник поднял, ссутулился, чтобы тепло из себя не выпускать, брожу. Закурил. Вдруг, я и не видел никого, из-за спины голос:

— Молодой человек, угости женщину…покурить.

Вздрогнул от неожиданности, оборачиваюсь… Действительно женщина рядом. Качается. Чего-то еще сказать хочет, но не получается у нее. Инстинктивно оглядываюсь, до ближайшего, нормального пассажира метров тридцать. Это так, на всякий случай. Осматриваю даму: объект вроде бы не опасен, обычная железнодорожная выпивоха. В пальто сером, длинном и грязном, с запахом характерным, на рукавах как будто рыбья чешуя поблескивает. Ну, ты понимаешь, все как положено.

— Дай покурить-то. — Голос хриплый и уже обиженный. Как будто я уже обещал, но обманул.

— Ну, на. — Сигарету сам из пачки вынул, руки у нее грязные, подаю вперед фильтром.

— А прикурить?

Щелкнул зажигалкой, прикурила, как-то боком отошла. Я облегченно вздыхаю, но вижу, обратно плетется.

— Ты чего пьешь-то?

— Одеколон! — Злюсь, начинаю грубить. — Я вам дал сигарету, отстаньте! — Как еще с такими прилипалами быть?

— Ну, ладно. — Отошла, через пол минуты опять. — Ну, дай приложиться-то. На один глоточек всего. Не видишь, женщина замерзла?

Зря я тогда на платформе пил… Увидела откуда-то издалека, ее и потянуло. А надо было просто так погулять. Но что делать? Теперь не отстанет, пока на глоточек не дашь.

— Ладно, — говорю, — дам на глоточек, но приложиться не дам. Есть тара какая-нибудь, — отолью.

Гляжу, глаза радостно заблестели. Долго роется в своих бездонных карманах… И ничего не находит.

— Куда отлить-то? Видишь, нет ничего! — руки развела.

— Не мой вопрос. — Я опять злюсь.

— Молодой челов-е-ек, — тянет, — я все-таки женщина. — Тянет, икает.

— Стоп нога. — Обидел, конечно, но уж очень отшить хотелось.

— Грубиян, невоспитанный. Вот сюда лей. — Складывает грязные ладони в лодочку.

— Прямо сюда?

— Давай, давай! Очень выпить хоч…ся!

— Ну, уговорила — лью. Держи крепче, не расплескай живительную влагу.

Отлил ей в ладошки немного, выпила, руки облизала и об пальто вытирает.

— А закусить есть?

У меня нет слов. Смотрю в упор, взываю к совести, но та глубоко и надежно упрятана. Смотрит своими маслеными глазами и хоть бы что.

— Без завтрака сегодня… А уже вечер.

Я все-таки добрый человек: в боковой карман рюкзака лезу, от городского батона отламываю горбушку.

— Спасибо! — хватает булку, отходит, отворачивается и неестественно, наверно без зубов была, долго ее жует. Я понимаю, что передышка временная — сейчас еще раз закурить попросит. В это время ситуация на дороге меняется, — семафор в мою сторону зеленым зажегся. Но поезда все еще не видно… Может, думаю, пока не поздно, перенести рюкзак метров на тридцать. Тогда пострадает еще один, ни в чем не повинный человек. Он и так все видит и наверняка сочувствует. Ладно, остаюсь на месте. Может, сама отвалит.

— Добрый человек, возьми меня с собой. — Снова голос из-за спины.

Ну, как ты думаешь, я обалдел. Вот как человеческая доброта к доброму человеку других людей располагает. Стою спиной, не оборачиваюсь и даже не знаю, что ответить. И съязвить хочется, а может и обидеть еще раз сильно, чтобы задумалась о себе, — но не придумаю как. А тетка, опять.

— Ну, возьми меня к себе. Видишь я одна на станции, совсем промокла. Икаю вот.

— Куда я тебя возьму? — Отвечаю грубо, с наездом, чтобы разом покончить со всем этим.

— Как куда? К себе домой! Ты где живешь?

— Неважно! — Скажешь, так уплетется следом, потом не отвяжешься. Не возвращаться же в город из-за нее.

— А что ты испугался. Не сделаю я тебе ничего. Погреюсь, отосплюсь и поеду домой.

— Сейчас поезжай.

— Да там эти… Ну ты их не знаешь. — Вспомнила кого-то. — Нет, сейчас не могу. С тобой хочу!

— А я не хочу!

— А я, все равно поеду!

— Я тебя сейчас в милицию сдам.

— Кому, Петьке? А зачем я ему нужна? Он наоборот рад будет, что ты меня увезешь, у него сразу показатели по этой станции повысятся. Я же ему все углы обоссала… не специально конечно, просто писать очень хотелось… Такая дурочка, простая. — Женщина смеется и сморкается в рукав, другим рукавом подтирает нос, продолжает канючить, — Ну возьми меня к себе… Всего на одну ночь — то.

— Да, жена у меня дома. Понимаешь?.. Печку топит. Ужин греет. Ждет. — Вру я, уже не выдерживаю. — Ну, как ты думаешь: вот мы так приедем? Вдвоем!

— Жена? — Трет лоб. — Да, жена — это некстати. Я думала ты один будешь. Ладно… Лучше я с твоим соседом поеду. Вон поезд твой — не опоздай к своей жене.

Отходит и, не оборачиваясь, идет дальше по перрону в сторону моего одинокого попутчика. Ее штормит жутко… Отмахивается от меня руками, что-то кричит. Я, наконец, облегченно вздохнул, только «соседа» жалко стало. Так и расстались, и больше эта дамочка мне не попалась. Такие вот бывают встречи! Целый сюжет для новеллы.

Культура

Ты вот о культуре сейчас в газетке читал. Сохраним культурное наследие, разовьем культурные традиции. Говорят, пишут, выступают, слова правильные, друг за другом повторяют. А разобраться в вопросе никто не желает. Что это — культура? Что сохранять и развивать нужно?

Вот ты культурный — семечки лузгаешь, но шелуху на пол не плюешь, в карман собираешь. Молодец, хвалю! Только это не культура, это норма общежития, правило поведения в обществе других людей. А культура — совсем другое. Вот живет народ, даже что там народ — живет пара, муж и жена. Что им нужно чтобы дальше жить? Дом, еда. То есть, крыша над головой, чтобы не замерзнуть. Белки, жиры и калории, чтобы с голоду не умереть. Плюс там одежда, орудия труда и так далее. Культура в этом есть? Пока не видно.

Культура появляется, когда жена у себя на переднике крестиком вышивает петуха. Еще культура появляется тогда, когда муж кокошник над окном режет. Могут они без петуха и кокошника прожить? Не вопрос, запросто. Зачем тогда делают? Чтобы красиво было. Только ли? Чтобы свое отношение к жизни высказать, а главное, чтобы отличить себя и свой дом от соседей, потому как и петух и кокошник одни в своем роде — неповторимы.

Теперь, если от пары вернуться к целому народу, то и здесь культура ему нужна, чтобы отличить себя от других народов. Значит, что нужно сохранять и развивать? То, что отличает. То, чего нет у соседей.

Дальше идем. Такой тебе пример, — начальник народа навязывает своему народу культуру соседа. Почему? Зачем? Да потому что ненавидит свой народ, не желает его самостоятельности и самобытности. Хочет покорить его другим народам. Значит, начальник не настоящий. Временщик, засланный казачок. Предатель. Шпион, использующий служебное положение для ведения подрывной деятельности.

А если не начальник, а простой человек любит чужую культуру более чем свою? Значит безроден, как перекати-поле. И для своего народа ничего путного не сделает. Вот теперь и думай, что сохранять и развивать в России надо, и кто этому препятствует.

Петр I

Петр, какие реформы вел? Антинародные. Не любил свою культуру. Стрельцов боялся — понятное дело. И добоялся до того, что насадил иностранщины. Бороды сбрил, кафтаны поменял, парики душные ввел, каких до него отродясь не бывало. Вот кто революцию у нас в народе начал готовить. Вовсе не Ленин, или там Плеханов какой-нибудь. Сам царь-государь Романов. Вот где корни нашей народной неустроенности. И метаний.

Вывод отсюда напрашивается самый простой: покуда народ засматривается на другие народы, неважно с царем ли во главе или сам собою, и засматривается не только в вопросах культуры — во всем, этот народ ничего хорошего у себя дома сделать не сможет и будет все время находиться в революционной ситуации.

На себя и за собой надо смотреть. Даже в себя… И все будет путем.

Sex

Вот, например, сейчас секс, в заморском понимании, в нашем народе насаждают. Зачем?

Есть естественное соитие мужчины и женщины. Но секс неестественен — он лишь для удовольствия. Но чтобы люди занимались этим исключительно для удовольствия, нужно разрекламировать именно такой подход, нужно распиарить это самое удовольствие. Раздеть баб, мужиков, выпихнуть их на телевизионный экран, заставить их стонать, охать, закатывать глаза. Долго показывать все это народу и внушать, внушать, внушать, что удовольствие — это хорошо. Что без него человек просто не сможет жить. Из естественного сделали культ. Зачем? Кто так расстарался?

Некогда людям об этом задумываться, нужно спешить «взять от жизни всё». А то кто-нибудь другой возьмет.

Дождь

Вроде как дождик накрапывает… Вот, я однажды, под дождь попал. У нас за сторожкой, куда мы взносы за садоводство каждый раз несем, — вырубка. Деловой-то лес, понятно, весь вывезли, а вот сучья, разные, нестандартные обрезки пооставались. Ну, а ты знаешь с нашими подходами, что еще с советских времен сохранились, в не стандарте можно запросто и стандарт найти.

А у меня на каркас веранды стойки одной не хватило. Сходил на эту вырубку. Нашел стоечку, нужной длины. Все, что надо сразу сделал: и осучковал, и окорил. Чтобы на участке не мусорить. И чтобы полегче нести было. На плечо бревно и до дому.

Вот тут-то тот самый дождик и начался. Я едва до сторожки дошел — ливень стеной. В секунду до нитки промок, что и укрываться не надо, бессмысленно. А дождь еще сильнее. Я стойку свою несу и чувствую, как по спине под одеждой струи воды вниз катят. По заднему месту, по ногам. В сапогах хлюпает, а скоро и через край полилось. Короче, когда дома я в сухое переодевался, понял, что выражение «промок до нитки» не только для красного словца употребляют. Иногда и для объективного отражения действительности.

Об умении

Вот что интересно, я, перед тем, как стал садоводом, — жил как все в городе живут. Занимался своим делом, не разменивался на разное. И казалось мне, что живу я правильно. А на самом деле? Оказалось что жил в каком-то искусственно созданном мире, ничего вокруг себя не видел. И только в саду увидел. Оказалось, что люди разные умения имеют. И если умение неразвитое, его можно очень даже хорошо развить. Понимаешь, о чем я говорю?

Ну вот, к примеру, мы с тобой соседи по садоводству, и в один и тот же день забор ставим. Мой забор красивый, дощечка к дощечке, а твой вкривь и вкось, — никакого вида. Ну, не строил ты заборы до этого, никогда в жизни. Бывает… И что ты делаешь? Бросаешь на время свою работу и идешь смотреть на мою. И вдруг неожиданно для себя замечаешь, что мой забор красив, благодаря простому приспособлению, — шаблону, которым я все время пользуюсь. И шаблон этот — проще пареной репы. А именно — такая же штакетина, как и остальные в заборе, с набитой в верхней части горизонтальной поперечиной. И весь фокус в том, что его, шаблон этот нужно к уже прибитой дощечке приложить, затем еще не прибитую к нему прижать, то есть к шаблону, после чего смело новую штакетину можно прибивать. Так все расстояния между штакетинами получаются одинаковыми, и сами дощечки прибиты вертикально. От красоты забора «глаза не отвесть»!

Итак, ты посмотрел на мою технологию, к себе пошел, весь свой кривой забор разобрал, и по новой собрал. Что произошло, ты понял? Ты не умел и стал уметь! То есть, приобрел умение. Можешь его еще кому-нибудь передать. Причем, заметь, приобрел без принуждения и не за дополнительную плату. Просто так! И таких примеров — тьма.

Помнишь, я говорил, что не умел бетон лить? И все на шабашников своих смотрел. Так после них, потом под веранду, под парник, под баню, под туалет, даже под сарай все фундаменты залил. Соседка Серафима как-то из-за забора смотрит и говорит: Ты, уже как мастер совковой лопатой орудуешь, как будто всю жизнь цемент месил. Красиво посмотреть!

Я как услышал, так прямо тепло по телу. Даже все наши размолвки соседские забыл. Представляешь, своим трудом из не умеющего — в мастера превратился!

Ночные костры

Мне недавно, на день рождения мангал подарили. Сборно-разборный, на ножках. И шампуры… Теперь шашлыки не между кирпичей и на окоренных ивовых прутиках жарим, а как «белые люди» — на мангале.

Но дело, как оказалось, вовсе не в шашлыках, — кострах, что после них! Можно конечно и днем мусор сжечь, но ночью-то интереснее. И опять же, рабочий день удлиняется. Я после шашлыков становлюсь настоящим санитаром участка. Весь мусор накопившийся сожгу: и сушь вырезанную, и ветки и корни раскорчеванные, и щепку, и кору, и сухую малину, в общем, все что горит и в хозяйстве не нужно.

Все семейство уже спит. И соседи спят, а ты над мангалом ворожишь, огонь поддерживаешь. Костер над землей висит, даже плывет. А на крыльце тихонечко VEF мурлыкает, блюз какой-нибудь…

Такую полноту жизни ощущаешь не передать. Обо всем у огня передумаешь: и о хорошем, и о плохом. И о завтрашнем дне, и о прошедшем. Костер, когда прогорит, на мелкие угольки рассыпается. И мерцают они в темноте, как далекие звезды. А у меня кочерга тонкая, самодельная, из стального прутка. Я эти звездочки расшевелю, что-нибудь еще на них подкину. Ночной костер опять ожил, снова язычки пламени трепещут. А иногда шевелю, шевелю кочергой, чтобы перед заливкой, костер как следует, прогорел. А из мангала в это время — искры в небо, как сестры звездам.

В конце концов, зальешь костер водой, чтобы ни одного уголька не осталось. Пока шипит мангал, сердится, и паром в небо дышит, выйдешь на улицу прогуляться перед сном. Идешь по темным линиям. И то тут, то там еще не залитые ночные костры светятся. Работают садоводы и днем и ночью. Такой народ.

О! Еще случай смешной вспомнился.

Обманул

Я когда вариант искал, в разные места нашей бескрайней области заползал. Вот однажды приехал в деревню. Совсем древнюю. Выхожу, автобус уезжает, а я остаюсь один в чистом поле. А деревенька за полем этим на пригорке. И тропинка к ней, как единственная связь с «большой землей», едва видна. Среди снега вьется. Потопал по тропке. Одной рукой шляпу от ветра придерживаю, другой полу плаща. Добрался до околицы, в первый дом стучусь. Выходит бабуля, здоровкается.

— Дом Потаповых, который будет? — На деревенский манер спрашиваю.

— Да, вот, через три от моего, по улице. Улица-то у нас одна на всю деревню, не заблукаешь. А с чем к Потаповым-то?

В настоящей деревне принято приезжих обо всем, обстоятельно расспрашивать. Чтобы в курсе дел быть.

— Да, по объявлению — дом посмотреть.

— А, дом. Понятно… Зря приехал. На три венца снизу гнилой он, а цену просят как за новый, — не сговоритесь. Ты внимательней смотри, чего показывать будут. — В настоящей деревне и за добрым советом в карман не полезут. Чтобы новичок сориентировался быстро.

— Спасибо! — Иду куда указано, а в вдогонку мне летит:

— А ты меня, сынок, обманул. Я тебя в окошко смотрела. Как ты по тропке к нам шагал от шоссе. Думала, батюшка к нам приехал: плащ черный, шляпа черная, точно как в кино священников показывают. Сильно ты на батюшку смахиваешь. А у нас, их давно не бывало. Вот и подумала — пора видно пришла, но обманулась!

Пришлось извиниться.

По воскресеньям

Кстати, об этом. У нас в деревне, через которую проходим, когда на свои сады шлепаем, — недавно церковь восстановили.

Представляешь, утром в воскресенье просыпаешься, — над садоводством колокольный звон. Плывет, плывет. И как-то сразу на душе спокойно становится, светло. По церковному, по воскресеньям не положено работать, но нарушаем, работаем — делать нечего, другого времени нет. Но колокольный звон услышишь, — и как будто причастился. И соседи не ссорятся, наоборот, как-то подтянутся, стоят, слушают.

Жаль, что среди садоводов воцерковленных мало. А то, в самом деле, всей гурьбой до причастия и сходили бы. Невелик путь-то, пять километров всего. Час туда, час обратно. В аккурат после субботней баньки — пока чистые.

А вообще-то, прямо в садоводстве церкви надо рубить. Люди-то живут, значит и приход будет. И прихожане.

Вечером

Смотри, как интересно. Что в городе хорошо, то в саду оказывается — вообще «не треба». Это я про телевизор. Или это для меня только так. Семья-то моя смотрит, и жена, и дети, и теща. А я не могу. Не греет… Другое греет.

Выхожу вечером на крыльцо, — у меня крыльцо широкое, под глубоким навесом, — с чашкой чая. Пью чай и живые, не телевизорные, звуки слушаю. Вот электричка прошла, а вот ей навстречу товарняк. А вот молодежь на мотоциклах гоняет. А с другой стороны Иваныч днище бочки долотом выбивает. А я чай пью. Собака на луну забрехала, лягушки на пруду квакчут, вечерние соловьи в березках заливаются. Звуки друг на друга накладываются, получается самостийный деревенский концерт. Получше телевизионного.

А когда звезды небо попрокалывают — голова светлеет. И мысли ясные и чистые идут. А мысли смотреть интересней, чем кадры на экране. Много полезного вместе с приятным извлекаешь. Вот мысль о том, как крыльцо рассохшееся поправить. Вот о том, что нужно яблоню подрезать — несколько веток пересеклись внахлест. Вот мыслишка про веники для бани, а вот про молочницу на велосипеде, что утром ни свет, ни заря со своим молоком приедет. И что не проспать бы ее нужно. Нам деревенское молоко по утрам прямо на дом доставляют! Идут мысли, и пустых-то, развлекательных — вообще нет. Все конкретные, деловые, нужные.

Сидишь так на крыльце, темно уже, и вдруг замечаешь, что на соседнем участке, тоже на крыльце дома красная искорка плавает. То ярче засветится, то погаснет почти. Это сосед покурить вышел. И подумаешь тогда, что не одному тебе городской телевизор в саду претит. Есть единомышленники.

Камни

Меня как-то в отпуск с работы в мае отправили. Ну, и что делать?

Решил, как следует подготовить фазенду к дачному сезону. Поехал без семьи, один. Живу, работаю. Побольше сделать хочется, жену порадовать, сюрприз сделать. На меня иногда такой работун находит. Короче пашу, как папа Карло. Веранду не только обшил, но и прошпаклевал, и прогрунтовал, и покрасил. И окна уже покрашены и тюлевые занавесочки висят. Преобразилась веранда, как сарай была, стала как горница. А я уже на наружные стенки перешел, — вагонкой обшиваю, пинотексом морю, окна в наличники забираю. И на крыльце порядок навел, — перильца соорудил и скамью со столом. Все для комфорта стараюсь. А как стемнеет, — огород копаю.

В общем, к концу отпуска вымотался изрядно… Никогда еще так на даче не работал. Руки в ссадинах, ноги в синяках, большой палец, вот этот, черный — молоток встретил. Спина болит, да еще и продуло майским ветром. Это я сам дурак, не успело потеплеть еще, как следует, а я уже рубашку снял, — загораю. Ну и прихватило в момент. Но, держусь, не хнычу, потому как хорошо работать, когда никто не мешает, над душой не стоит, и под руку ничего не вякает.

Ну, короче, завтра жена должна прибыть — оценить сделанное. Значит, как бы, сегодня — у меня генеральная уборка. Легкий мусор — обрезки вагонки, оргалита, пустые банки от шпаклевки, краски, сор всякий я в мешок и за сарай. А тяжелый — вымерзшие зимой из грунта камни, я кучкой у веранды, аккуратно, так чтобы в глаза не бросалось, сложил. Чтобы потом использовать их, где нужно. И что ты думаешь? Жена приехала. По дому и по участку, удивленная объемом сделанного походила, — и первое, что говорит.

— Камни-то с дороги мог бы и убрать.

Да они и не на дороге лежали-то, с краю. Я, как эти слова услышал, так и обомлел. И руки опустились. И ответных слов никаких нету. Все, что с таким трудом, можно сказать «через силу», через насморк сделано — не оценила, а что чуток не доделал, — даже не то, что не доделал, я и не собирался с этими камнями ничего делать, потому, и сложил горкой, — подчеркнула. Ну, женщины. Обиделся, конечно, жутко. И ты знаешь, с того случая перестал такие сюрпризы устраивать. Все равно никто не оценит. Камни эти я, кстати, за все лето так и не убрал. Не подумай, не на зло, просто не нашел применения. Даже травой заросли.

Сколиоз

Я, вообще, люблю физическую работу. Работаю часто допоздна, в кровать бухаюсь и засыпаю тут же с устатку. Наутро мышцы ноют, сорванные мозоли саднят, но стоит умыться холодной водой, выпить горячего кофе, — и порядок.

Но однажды, как-то неприятно зажгло между лопаток. Как горчичник прилепили. Не придаю этому большого значения и продолжаю строить. Поднял молоток выше головы и не могу опустить. Так в груди резануло, даже дурно стало. Присел, отдышался, хочу прийти в себя, — ничего не выходит. Голова кружится, боль не стихает. Пришлось идти в дом, ложится.

 На первый раз отлежался, но приступы повторяться стали. Иногда дважды, трижды в день. Пришлось к анальгину пристраститься. А когда анальгин перестал помогать, — к водке. На бутылочке можно целый день держаться. Принимаешь по рюмке через час-полтора — и все «о-кей». Понимал, конечно, что непорядок это, но хотелось дальше строить.

В конце концов, все же приехал в город, в поликлинику. Терапевт направила к невропатологу. Невропатолог, девчушка молоденькая с тугой косой, раздела до пояса, постучала молоточком по коленям, прощупала позвоночник, поинтересовалась, как у меня с женщинами, все ли в порядке, и заключает.

— У вас сколиоз.

— А что это? — Я и слова такого ни разу до неё не слыхал.

— Искривление позвоночника. Оно и дает те боли. Нервные окончания зажимаются смещенными позвонками и нарушают работу центральной нервной системы. Внутренние органы, связанные с позвоночником, занимают неправильное положение, и это мешает нормальному исполнению ими своих функций. Так же неблагоприятно сколиоз отражается на спинном мозге и кровообращении головного. У вас голова часто болит?

Я кивнул.

— Вот я и говорю!

Умненькая такая девушка, одно слово — невропатолог!

— Я вам выписываю таблетки. Их надо принимать постоянно, в период обострения — по две. Это направление на массаж, это — на лечебную физкультуру. Через месяц покажитесь, если не полегчает, закажем ортопедический корсет, чтобы он держал ваш позвоночник ровно. Пока всё. Теперь извините, у меня на каждого больного по десять минут, позовите следующего.

— Какой корсет, а работать? Я дачу строю.

— Да, вот еще что. Никаких тяжестей! На каждую руку — не более трех килограммов, причем нагружать сразу обе руки, чтобы вес распределялся равномерно.

 Девчонка-невропатолог упорно подталкивает меня к двери, прямо выпихивает. Ей, видите ли, все ясно.

— Как не более трех? Вы что? — я ногами и руками упираюсь, не желаю из кабинета выходить.

— Ну, вы же не хотите, чтобы вас совсем парализовало, чтобы под себя ходить? — Вытолкнула таки. — Следующий.

— Сколиоз, мать его. Купил в аптеке выписанные таблетки…Не более трех. Совсем сдурела. Зашел в кабак и принял сто грамм. Мне ж работать надо. Заказал еще сто. Ишь, ско-ли-оз! Под себя ходить буду! Заказал еще.

На дачу приехал без рюкзака, он у меня всегда не менее тридцати, уныло сел на скамеечку у крыльца и сижу. Долго. Долго. Гляжу в никуда. Спина болит, голова тоже, настроение паршивое. На следующий день состояние ухудшилось — я вообще слег. Захотелось напиться, потом, наоборот, не расхотелось. Выход из ситуации надо искать.

Голова чуть посветлеет, я встаю, чувствую, как мышцы нагрузки просят, хочется рвануть по давней привычке что-нибудь тяжелое, просто так, для разминки — нельзя. Сколиоз беречь надо. «Три килограмма» просто к земле прижали. Чтобы совсем не ослабнуть, разминаю пальцы рук, напрягаю бицепсы, комплекс лечебной физкультуры выучил, в основном лежа на спине, без нагрузки на позвоночник.

Светлый период кончится, сколиоз свое берет, я опять ложусь. Как оказалось — лежание без дела, бесцельность бытия угнетают более всего. Стал раздражительным, стал грубить ближним и совсем отбился от рук. Как-то зашел сосед, Иваныч, я про него уже рассказывал.

— Як дела? — спрашивает, — давно что-то молотка не слыхать, али закончил усё. Так нет, вижу еще не усё.

— Сколиоз доктора нашли, теперь, видно швах.

— А што болит, конкретно? Спына?

— И спина, и голова. Все!

— Слухай, есть у менэ один старичок, сщас телефон дам. — Иваныч достает затрепанную записную книжку. — Е карандаш? Запыши… Дед серьезный, профэссор, мастер по сколиозам. Звоны.

— Дорого? — Я на всякий случай спрашиваю, сейчас ведь никто задаром не пашет.

— Денег нэ трэба. Подарок, какой зробышь, и будь ласка. Давай, действуй. Не должно мому соседу не робыть — хату не достраивать. Разумиешь чи ни?

Еду в город, звоню. Профессор смотрит спину, позвоночник теребит. Крючковатыми пальцами сильно и больно так нащупывает какие-то точки. Наконец, заявляет.

— Никакого сколиоза у вас нет! Небольшое искривление позвоночника есть, но наверняка с детства. Костяк формируется до двенадцати лет.

— Как нет?

— Так! Нет, как нет. — В столе своем порылся. — Вот сколиоз! И показывает мне фото вывернутого в разные стороны, позвоночника. — С такими я работаю и ставлю на ноги. — Я как глянул, меня аж передернуло. Знаешь, как будто кости на какую спираль надеты. Жуть.

— А мне приказано больше трех килограммов не поднимать. Парализует, буду под себя ходить.

— Какая ерунда. Кто это вам такое сказал. Сейчас небольшой массаж. И свободны! — Сделал массаж, спрашивает. — Как себя чувствуете?

— Нормально.

— А про три килограмма забудьте. У меня настоящие сколиозники по двадцать поднимают.

 И что странно! Забыл, как отрезало. На следующий день, уже дальше строю. И ничего не беспокоит, как-то само собой прошло. Рассосалось… Помнишь правило разведчика: в первое такси не садиться. По аналогии, рекомендую: если чего вдруг заболит, первому врачу не верь. А то не достроишь начатого.

Печник-ученик

Смотри, дымки над трубами взвились… Мне вот с печником не очень повезло. Учеником был, до моей шведки всего год по печному делу работал. Но тут я сам и виноват, решил на печке сэкономить. По тем деньгам недорого отдал — всего сто рублей…

Печку сложил в два щитка, в семь каналов. Тяги никакой, особенно когда тучи низко над землей и дождь. Дымища! Весь дом, бывало, задымит. Присядешь на корточки, дышишь через мокрый платок и дверцу топки не закрываешь, чтобы все каналы в щитке пробило. А топится хитро. Горит, горит, языки пламени, как будто уже опрокинулись, как будто тянет их уже в дымоход. Закроешь дверцу. Пол минуты и погасло все. И дым изо всех щелей. Вновь открываешь дверцу, прокачиваешь легкие — дуешь в топку, раздуваешь. Разгорелось, как будто, но опять без тяги. Опять огненные язычки лижут кирпич над дверцей, наружу вырываются, а не внутрь печки тянутся. Во мука! Чума! Три, четыре таких протапливания и все белое становится серым, а то и черным. И потолок, и все что рядом. Короче, несмотря что, печь, когда ясно, морозно, или ветрено — совсем не дымила, я все равно решил ее переложить.

Разобрал, кирпичи от глины в бочке отмыл… Перед этим еще книжек разных посмотрел. И чтобы во второй раз не перекладывать — на дворе без раствора собрал. И даже одну закладку дров сжег. Для проверки тяги. Потянуло нормально! Я все зарисовал, — все коленца, переходы между каналами, все посчитал — количество рядов, кирпичей в ряду, и уже после этого капитально на растворе в доме сложил.

Теперь в любую погоду тяга — только вьет. Щиток греется моментально. И сразу воздух в доме теплый, сухой. И полешки в топке трещат, потрескивают, и угольки после того по стенкам шуршат, осыпаются. Вот тогда я своего печника-ученика добрым словом и вспоминаю, все-таки после его работы, «от обратного» моя печка получилась.

И тебе если будет повод, также советую так поступать. В смысле — никого не ругать. Потому как, за плохое себя надо ругать, а за хорошее других хвалить.

На трассе

У тебя есть машина? Если есть, то тебе повезло. Сейчас машина — первое дело. Особенно — если дачу строишь. И цемент подвезти, и рулон рубероида, и доску, какую. И урожай с дачи хорошо. У меня тоже был. Старенький «Запорожец». Ведро, конечно, но ездил. На проспект Славы выезжаю и через площадь Победы на Киевское шоссе. По этой дороге Александр Сергеевич ехал в ссылку в свое село Михайловское, что в Псковской губернии. Знаменитая трасса. Пулковские высоты, затем Гатчина, Никольское, деревня Выра, где домик станционного смотрителя стоит. Потом река Оредеж с усадьбой Владимира Набокова на холме. Сгорела недавно, сейчас восстанавливают. А дальше уже Лужский район. У меня дача в этих краях. Классно на трассе, любил я проехаться с ветерком. Но и случалось, конечно, разное. Бывало и колесо отвалится. А вот однажды случай был…

Еду, значит, по объездной Гатчину обошел и за постом ГАИ, сейчас его уже нет, подаю вправо. На обочину съехал, остановился. Уже при девяносто ведет машину влево и ничего не сделать. А руль отпустишь, его в ту же сторону валит. Решил давление в баллонах проверить. На трех в норме, один задний подкачать пришлось. А погода в тот день — сплошная сырость. Дождь как из ведра. Хоть и быстро работал, промок под дождем прилично. Ныряю в салон, включил дворники, печку, чтоб обсохнуть. Чуть согрелся. Завелся, осторожно с места тронулся, полосу занял, разогнался до семидесяти, но дальше не ускоряюсь. Иду ровно. Включил приемник, поймал волну, слушаю. И первое, что слышу, это — примерно так:

— Здравствуйте уважаемые радиослушатели, в эфире «Новости» По предварительным данным, убедительно победив в третьем туре выборов, первым Президентом Мира, именно Президентом, я не ослышался, стал наш соотечественник, россиянин Иван Блоков. Его преимущество над соперником составило около двенадцати с половиной процентов голосов. Россия — великая держава и ее представитель впервые в истории человечества займет этот пост по праву.

Я как услышал, аж поперхнулся. Я и знать не знал, что в тот день Президента Мира выбирали. Обрадовался жутко. Комок к горлу подкатил, я даже просигналил громко и длинно, чтобы все слышали, подфарниками замигал. Так хотелось восторг выплеснуть. А со встречной полосы мне теми же сигналами отвечают. Ну, думаю, победа! Наконец-то Россия в фаворе, даже из машины захотелось выйти и на всю округу выкрикнуть это сладкое слово — Победа! На радостях педаль газа утопил в пол и лечу навстречу дождю, прямо до Оредежа. За рекой на подъеме слышу, в двигателе клокочет. Такой злой металлически бой сзади. Оглядываюсь — из-под капота густой белый пар. Затормозил, вышел. Открываю капот, смотрю.

По всем признакам поршень расклепал клапан цилиндра, соседний цилиндр тоже доверия не вызывает. Можно, думаю, и на оставшихся двух дотянуть, до дачи-то всего километров двадцать осталось, не больше. Но решил не рисковать, «на галстуке» то оно надежнее. Стою под проливным дождем с мотком троса в вытянутой руке. А сам радуюсь и как сейчас помню, кричу в каждое мимо проносящееся открытое окошко.

— Гениальная страна, просто гениальная.

Такую радость сообщение по радио вызвало… Жаль только, что не по настоящему россиянин Президентом Мира стал, молодежь так пошутила. Знаешь, сейчас много всяких молодежных радиостанций и программ с приколами. Вот юные таланты и прикололись, и меня, старого, с толку сбили… Но об этом я позже догадался, когда до дому доволокся. Но все равно, — случилось же такое на трассе.

О власти

Я вот иногда думаю. Особенно после дяди Коли, когда он неистовствует по поводу нынешних порядков. Коммунизм — ложь. Это уже всем понятно. Но ведь и демократия тоже ложь. Правды нет ни там, ни там. Что народу делать? Выбирать из двух зол менее злое, — на сегодняшний день демократию.

Вот и получается, вместо того чтобы добро искать, — мир то не без добра, — выбираем из зол. А почему? Да потому что политики в головах у людей еще много. Сколько лет вдалбливали, что власть может решить все вопросы человеческой жизни. И обожглись люди на своей доверчивости уже не раз, а все равно верят в это. Стоит новому лидеру какую-нибудь яркую идейку вбросить, и идут за ним. Ищет народ форму устройства общественной жизни, увлекается, потому и обмануть его легко.

А, в самом деле, ведь каждый человек одиноко в своем доме долго не усидит. Скучно, поговорить с другими хочется. А как двое или трое собрались — это уже общество. Здесь уже интересы сталкиваются. И противоречия возникают. И думают пока еще люди, что эти противоречия способна властная настройка отрегулировать. Пока еще так ошибочно думают. Но это пока. Эволюция идет. Не только в технике прогресс, но и в умах людей. Врут историки, когда говорят, что люди будто бы на своих ошибках не учатся. Еще как учатся. Особенно у нас, в России.

Так вот я тебе так скажу. Скоро люди политику из голов напрочь выкинут. Каждый будет заниматься своим конкретным делом, прямо по Булгакову. Тогда и демократия, как таковая отомрет. И не нужна будет народу власть народа, потому как миф это. На деле власть не у народа, а у конкретных людей, которые ее конкретно и добивались. А как добьются так и начинают свой народ эксплуатировать, решения якобы на благо общества принимать. А решение это что — слова, бумажки. Сегодня одни, завтра другие. А вот деньги, которые с народа в виде налогов собираются — это конкретные блага. И блага эти все у элиты. А народ, как был всего лишен, — таким лишенным и остается.

Но наш народ мудр и таких псевдо-лидеров скоро скинет. И будет их падение страшнее и больнее, чем падение коммунистов. Так вот, я тебе скажу так: когда демократы окончательно обосрутся, проворуются и друг друга перебьют, когда народ ни на одни объявленные властью выборы не придет, все по своим домам останутся, — вот тогда и явится настоящая власть, которая и выведет Россию из демократического тупика на следующий виток общественного развития. И произойдет это уже совсем скоро. Не долго ждать осталось. Может быть, и мы с тобой застанем это время.

Равенство и братство

Может быть я, конечно, чего-то и не понимаю, но мне не понятно о каком равенстве талдычит эта, так называемая, свободная демократическая пресса. Какие равные права и равенство может быть у разных людей? По разному живущих. Я не понимаю.

Вот смотри. Берем двух человек. Для большей убедительности даже сверстников, родившихся в один год. Первый талантливый и работяга. Трудоголик, как сейчас говорят. Ну, к примеру, спортсмен, футболист. Он пашет, пашет и пашет. У него спортивный режим. Он отказывается от всех удовольствий. Работает и с тренером, и сверх тренерских установок. Развивает талант, свои способности и, наконец, попадает в хороший клуб, на хорошие деньги, затем в сборную. Он узнаваемый всеми, уважаемый и любимый человек. В двадцать пять лет ему президент вручает орден. Он заработал кучу денег и естественно может распорядиться ими по своему усмотрению, к примеру, ресторан открыть или модный салон. Он оброс нужными и такими же трудолюбивыми друзьями. В общем, все понятно. Примерно такой же путь может проделать человек с иным талантом не футбольным. Художник, писатель, журналист, математик, инженер.

Теперь берем второго. Который дурак, лентяй и пьяница. Может быть, и был в нем когда-то какой-то талант… Но развить его не хватило ни сил, ни желания, ни воли. Проще же развлекаться, пиво пить. К двадцати пяти годам он уже пропил свою квартиру, живет в бомжатнике, собирает бутылки в сквере, это его территория. И с самого утра думает только о том, как бы выпить. Выпив, он плачет о своей неудавшейся судьбе и к вечеру напивается до соплей. В его жизни нет ни перспектив, ни людей и знакомых которые бы эти перспективы ему открыли, ни даже смысла. Он живет, как животное — исполняет естественные потребности. Ест, пьет, испражняется, часто прямо под себя. И водку любит.

И вот скажи мне, о каком равенстве между умным и дураком можно говорить? О равенстве в гражданских правах. Ну, это да! Оба гражданина своей страны. Еще у обоих равное количество рук, ног, глаз, ноздрей. Во всем остальном полное неравенство. И в материальном и духовном плане. В возможностях, в жизненных установках, в целях. О чем мы говорим? Мне просто смешно слышать: равенство, братство! Какое братство? Что дурак будет считать своим братом умного? Да ни в жисть. Он его будет ненавидеть за его успехи и вообще когда-нибудь залезет в его квартиру, чтобы вынести видеомагнитофон доллары и ценные вещи. Вот умный поумнее. Он будет считать дурака своим братом «по крови», он его даже пивом угостит при случае. Но не более того.

Значит, из главного демократического лозунга «Свобода, равенство, братство» два члена — ложь и обман. Не возможно между людьми в принципе ни равенства, ни братства.

Свобода — да! Здесь не поспоришь. Чтобы жить по своему разумению, нужно быть свободным человеком. Это факт.

«Бога нет»

Ты помнишь надпись на груди у физкультурницы, вышагивающей по Красной площади в спортивном параде? «Бога нет». Почему это люди обезумели до полного отрицания Бога? Все очень просто.

Народ, как человек. А человек, как известно, сам в себе не однозначен. Утром сказал: «Да», днем засомневался, а вечером уже говорит: «Нет». Так и народ. Тысячу лет назад принял Единого Бога, заместо языческих божков. Принял не просто, не всегда по своей воле — мечом крещена Русь. Пожил народ с Богом и заблудился к вечеру чуток, до полного отрицания. Но утро то опять наступит. И наступает уже. И отрезвление.

Поэтому все нормально, раскается народ и попросит прощения. А Бог милосерд — простит. Не оставит искренно просящих.

Николай

России с царем не повезло. Вообще с последними царями. Слабосильные какие-то, нерешительные, не вдумчивые. Это они цари русские завлекли в Россию коммунистическую утопию и организовали большевистский переворот — Романовы. Косвенно, конечно, но они.

А Николашка, тот вообще от престола отрекся. Убил в народе последнюю надежду. Веру в Царя-батюшку. Он не имел права это делать, и не хрен мне тут сказки рассказывать про обстоятельства, про ситуацию на фронтах. Обстоятельства создаются людьми. Если безмозглый царь бегает за каким-то мужиком, верит безмозглому окружению, и под давлением этих, так называемых, обстоятельств и этого своего окружения принимает самое отрицательное, убийственное для народа решение и свою собственную семью, детей родных под пули ставит — такого царя судить мало. Всенародно. А не останки его с воинскими почестями перезахоранивать.

Царь — помазанник Божий. Ему вверяются людские судьбы. Его под ликование народа коронуют на трон, а он, подлец, трусит и отрекается от народа… До конца должен был стоять. Не с министрами продажными, а напрямую с народом работать. И вытягивать страну. Как настоящий мужик. Царь Петр, при всех его ошибках, не гнушался же простого общения с людьми, держал руку на пульсе и в результате что хотел, сделал.

А Николай тряпкой оказался. Конечно, с таки правителем страна наша ничего иного и не могла иметь.

Федор Михайлович

Я вообще, знаешь, замечаю, что кому-то очень выгодно тень на плетень в сознании народном навести. Выдать белое за черное. Царя неудачника — героем и страдальцем представить. Вот когда недавно, по телевизору «Идиота» показывали все прямо поприлипали к своим экранам. Книжки в магазинах все раскупили. За игрой актеров наблюдают, за режиссерскими ходами, реплики с текстом первоисточника сравнивают. Но главного-то никто не замечает. Что князь-то это Мышкин никакой не праведник, людям добра и счастья желающий. А, именно, идиот и есть. Больной, идиотический, недоразвитый тип. Федор Михайлович так и роман свой назвал — прямо. И Миронов актер его так и сыграл. Зачем? Чтобы люди таких героев сторонились, и ни в какое общение с ними старались не вступать. Чтобы идиотизмом не заразиться. И нет тут никаких подтекстов и ассоциаций.

Князь! и нищий. Почему? Да потому что мозгов нет, дела наладить. Правдивый! — да потому что не понимает, что голая правда не уживается в мире лжи. Апостол Петр и тот трижды соврал. И Христос людям правды открыто не говорил, все притчами, чтобы сами догадывались.

А то, что этот идиот женщину погубил, так за это у него самого окончательно крыша съехала. Женщина любое мужское слово воспринимает как повод. Любое! Так устроена женская натура. А этот князь одну с толку сбил, другую. Писульки какие-то писал, слова говорил. После столкнул обеих в одном месте. Ну, полный идиот.

Писателям надо осторожнее таких героев выписывать. И не оправдание им, что они человеческую душу исследовали, если таких монстров на свет производят. Общество должно быть здоровым, со здоровыми человеческими инстинктами и желаниями. Здравый смысл должен быть в людях, а не бесцельное самокопание.

А Федор Михайлович! Ну, описал бесов, ну предвидел кровищу в России. Но врач не только диагноз ставит, он должен еще и лекарство приписать. Меры предложить. А без этого все эти «Идиоты» и «Бесы» только идиотов да бесов и плодят.

О чтении

А ты знаешь, от чего все наши беды? Ну, как ты думаешь? Не знаешь. Правильно, ты же не думал всерьез об этом. А я вот задумался как-то и пришел к потрясающему выводу. Все наши беды от любви, то есть здесь правильнее сказать не от любви, а от пристрастия к чтению. Все наши декабристы, революции, перестройки только от этого. Конечно не всякое чтение к беде, но в подавляющем большинстве к ней.

Я прочел роман, — возникло желание подражать ярким, запомнившимся героям. То есть жить, как бы не своей, чужой жизнью. Переделать ее по книжке. Я не говорю о всяких там Марксах, Энгельсах с их глобальными и притягательными для слаборазвитых людей теориями, на них мы просто споткнулись и лежим. Я говорю в первую очередь о художественной литературе. О писателях, которые подкладывают народу хороших свиней, но которые сами не понимают, что они делают. Их-то писателей этих понять можно. Им слава нужна, известность, большие гонорары, экранизации. Но нас читателей они просто уродуют. Вгоняют в одиночество и что самое страшное лишают любви. Начитавшийся дурных книжек человек живет холодным разумом, все окружающее оценивает, как книгу — логически. Слово за словом, предложение за предложением, главу, за главой. А в реальной жизни логики — как в бочке меда одна ложка дегтя, не более. Жизнь в своей основе не логична.

Вот взять, к примеру, какого-нибудь модного Кастанеду. Прочитал человек про все эти превращения во сне, про всякие придуманные точки сборки и перескоки по сферам сознания и поверил во весь этот наркотический бред. Но мало поверил, стал свою жизнь строить по Кастанеде. Опыты над собой устраивать. Мухоморы жрать. Глюки всякие ловить.

Вот она опасность чтения. Скрытая.

Зайцы

Смотри-ка, вон между березок, похоже, заячьи уши мелькнули. Или показалось.

И к нам на участки, в первые годы, когда еще сады не были обжиты, ушастые наведывались. На яблони. Приезжаешь на первый снежок, а на нем уже заячьи следы. И все вокруг яблонь, вокруг яблонь. И кора со стволов ободрана, молодые веточки побеги самые сладкие, пообкусаны. Вредительство — одно слово.

Так приходилось перед холодами, перед снегом стволы яблонь чем-нибудь обертывать, ветошью, тряпками ненужными, а то и рубероидом… А на ветки старые капроновые колготки или чулки натягивали. Прямо по Михаилу Задорнову, по российски, — находили применение уже ненужным вещам. А зайцам капрон, видно, не по вкусу, так они и ветки не грызут.

Так и спасались от не прошеных гостей.

Караси и щуки

А вот про рыбу еще тебе расскажу…

Как-то дядя Коля, наш главный садовод, привез из города мальков карасей. И выпустил в пожарный водоем. С тех пор, на его берегу, кто-нибудь с удочкой-то и стоял. Я и сам частенько баловался. Одно время за вечер, можно было штук пять-семь на жарёху натягать. Вот с ладошку величиной.

А сейчас кончилась рыбалка. Демократия с новыми порядками началась, — рыбалка кончилась! Геша, деятель наш, язви его в корень, всех карасиков под чистую, себе на закуску и коту своему на обед сетью повытаскал… До настоящей речки то от нас, поди, километров пятнадцать будет. Не всякий и соберется, — без машины или велосипеда, считай, целый день потеряешь… А тут под боком! Было… и не стало! Вот, ждем теперь, что утки с других водоемов икру на лапках принесут. У дяди Коли не так много денег, чтобы мальков повторно покупать. А, представляешь, если и принесут…Пока еще из икринок рыба выведется. Целая вечность… Короче, все испортил новый русский.

Правда у нас в березках есть ручей. Его когда перекрыли, получился водоем, но вода все равно проточная. Вот там можно щучку вытащить. На блесну, со спиннинга. Правда, такой промысел не по мне. Я люблю с удочкой, на червя…

Соревнование

А ты знаешь, между садоводами, — ближайшими соседями, постоянно необъявленное соревнование идет. На самый крупный овощь. Или, может, фрукт. Кабачок, тыква, яблоко, самый длинный огурец. Понарошку, конечно, но интересно.

Но, главная борьба — на самую крупную картофелину… Картошка всему голова. Придумывают садоводы как урожайность и размер плодов повысить. Кто картошку начинает проращивать еще в городе, где-нибудь с марта, а то и с февраля. Дядя Коля однажды, на посадку уже с тиной зеленой вот такой высоты, клубень привез. Но это, конечно, исключение из правил. Остальные традиционные способы применяют. Кто золы в каждую лунку перед посадкой сыплет, кто бобы или фасоль, для фтора, между клубней сажает. Про навоз и сапропель, то бишь донный ил с ручья, я и не говорю.

А вот по количеству собранных ягод, или овощей никто не соревнуется. У кого, сколько наросло, тот тому и рад. А если излишки образуются, тот и поделиться может. Не пропадать же добру. В другой год тоже чего-нибудь от соседа перепадет.

Убытки

Я уже говорил, что в садоводстве не с самого основания его. А вот некоторые с нуля начинали.

На месте участков наших лес стоял. Настоящий, дремучий лес. Деревенские в нем кормились: грибы, ягоды. Даже дичь, по рассказам, били. Я уже про это, по моему, говорил. И сейчас, — это через шестнадцать лет! — в грибной год у нас все канавы и места, где копают мало, красными и белыми усыпаны… Ежи целыми семействами ночами по дорогами бегают…

Сосед мой с горки, — «с горки» это потому, что его участок на самой высокой точке сада расположен, то есть на горке, — историю, леденящую кровь однажды рассказал. В первый год было, когда лес на участках валили… Ну и когда, естественно промышляли этим лесом некоторые.

От воров все торцы бревен метили краской. Каждый садовод своей, своего цвета, или знаком каким, узнаваемым. Сосед тоже пометил. Сложил бревна у канавы. А была поздняя осень, редко кто на участках ночевать оставался, на последней электричке в город уезжали. А у него — вагончик. Он его первым делом в лес пригнал. Короче, просыпается он под утро, темно еще было, слышит — мотор урчит. Вроде, трактор. К окну прильнул — движение какое-то на участке. Мужики ходят. Двое или трое. Сосед замер, ни свечу, ни лампу керосиновую не зажигает. Только смотрит. Чуть ли даже, не дышит.

А пришлые тросом все бревна, уже осучкованые, разом подцепили и… трактором поволокли. Хозяин так у тюлевой занавесочки и простоял, глядя, как его добро тащат. А что ты думаешь, ну вышел бы он из вагончика, ну предъявил бы непрошеным гостям… Даже, если бы и с топором вышел, не спас бы лес. И себя мог бы погубить. Он сразу смекнул, что один ночью будет против трех или четырех, если еще тракториста учесть, — злодеев. И подкрепления ждать неоткуда. А у них ведь тоже топоры.

А воровали лес на продажу. Многие потом свои торцы в разных частях сада находили. Ну, а что скажешь. Новые хозяева лесоматериал за деньги приобрели. Какие с них взятки? К тому же воровали иногда один и тот же лес по несколько раз. Похоже, одна и та же «бригада» работала. Бизнес, мать его…

Сейчас, кстати, тоже воруют. Не так нагло, конечно, но постоянно. У меня тулуп овчинный стащили, велосипед детский, всю посуду алюминиевую, когда цветной металл за деньги принимали. А еще года четыре тому назад, у жены пион срезали. Вот был цветок! Король пионов. Днем, мимо нашего участка шагая, голову всякий прохожий поворачивал. Но угораздило этому пиону, вырасти прямо у калитки — заходи и срезай. Вот и срезали. Ночью. Жена даже плакала от такой потери.

То есть, я хочу сказать, что сад это не только доходы, но и убытки.

Андропов

Вообще говоря, молодец Андропов, что устроил народу садоводства. Голова! Ведь это какая силища в людях открылась. Вместо загнивания на каких-нибудь дискотеках, в каких-нибудь клубах — вон сколько работы. Освоение новых земель! Это ведь покруче, чем освоение Америки европейцами. Никто еще всерьез над феноменом российского садоводческого движения не задумывался. А надо бы! Пора! Ведь, не много, не мало — вся энергия людей, при строительстве коммунизма не реализованная — в сады ушла!

Я как вспомню первые годы — волосы дыбом! Не говоря уже, что в каждой поездке электричку штурмом брали, так еще все же на себе тащили: и бруски, и доски, и рамы, и арматуру — в неограниченных количествах и размерах. Я однажды связку трехметровых прутков стальных, диаметром шестнадцать миллиметров, припер. Походил перед этим по ближайшим к дому стройкам и свалкам… и надыбал арматуры для фундамента. А как везти? Машину каждый раз заказывать, — по тем деньгам сто двадцать рублей — без штанов останешься, а лить надо. Вот и прешь на плече, насколько сил хватает. Сначала от дома до электрички. С остановками. Затем в электричке как-нибудь под креслами умостишь, а затем уже до участка, по самому короткому пути, то есть не по дороге, а наискось через участки. Там где можно конечно. Но в первые-то года почти везде можно было, пока еще заборов не понаставили, да грядок не поразбивали.

Поднять участок — это похлеще узкоколейки Павки Корчагина.

Не успел прополоть, — он тут же заново сорняками зарос. Землю и просеивали, и разными химическими растворами проливали, — лезет сорняк и все тут! Это ж, сколько упорства, упрямства и труда надо, чтобы его победить? Я как-то навоз купил… А он с семенами лебеды оказался. И у меня по всему участку — что? Лебеда! Заместо культур. Чего хочешь с ней — то и делай!

А строить! Достать и привезти доску, кирпич, оргалит, рубероид, гвозди, цемент, жесть…и так далее. Продолжать список не будем. В советское время! Когда все в дефиците, все по записи. Для тех, кто не на заводах работал или в мастерских каких на производстве, кто не мог подтоварничек какой-нибудь себе выписать или попросту своровать, для тех одна машина с материалом — полугодовая зарплата. Где деньги то брать? Народ и тут выворачивался: по трое, четверо, пятеро на доставку скидывались. Экономили, как могли, но все равно везли.

Но как строили-то! Мало привезти, надо же знать, что с материалом делать. А все городские, никто ничего толком не умеет. Кто по книжке «Как построить сельский дом» строит, кто понаслышке, а у кого брат в деревне живет, когда советом подскажет, когда натурой подмогнет. Короче, кто чего узнавал о строительстве — тот так и строил. Так и получались постройки — у одного теремок, а у другого избушка на курьих ножках перекошенная, перекособоченная.

Наверное, в ЦК партии предвидели скорый крах коммунизма, и чтобы оттянуть срок, в качестве отвлекающего маневра дали людям по шесть соток. Со сроком — расчет оказался верен, а вот с чувством собственности у советского человека, строителя коммунизма — прокол полный вышел. Оказалось, что есть оно — чувство то! И не просто есть, но и двигать человека на нечеловеческие подвиги способно. Участок-то свой, и дом на участке свой, и урожай собранный никому сдавать не нужно. Вот где частная собственность! И работать на участке можно по своему усмотрению и желанию! Можно и две смены враз дать, а можно и в гамаке поваляться. Человеку вернули в собственность самого себя! Он перестал быть кирпичиком, винтиком, рабом идеи. И смог стать строителем собственной жизни.

Я убежден, что перестройка зрела на садоводческих участках. Именно так к людям возвращались собственнические, хозяйственные и коммерческие инстинкты; рыночная предприимчивость, изворотливость и оборотистость. В массовом масштабе! В масштабе целого народа!

Горожане, нахлебавшись советского урбанизма, кинулись к земле, чтобы обрабатывать ее своими собственными руками — без компьютеров, без «Интернета»… Кирками, лопатами! Вилами! Двуручными тачками на одном колесе!

А вторая волна? Инфраструктурная! Дороги, пассажирский автомобильный транспорт, электричество, торговля… У нас в саду сейчас магазинов — на каждом повороте! И все прибыльные! Раз не закрываются, значит, — не прогорают! А индустрия развлечений, которая сейчас на сады наступает. Ты вдумайся! У нас второй год видео-салон работает, на столбах постоянно объявления с репертуаром обновляются. А культмассовые мероприятия! — дни урожая с песнями и плясками, ярмарки. А самодеятельное творчество масс? Дни рождения, юбилеи с дискотеками, ночные купания в пожарных водоемах с заплывами на время.

А народ то, как разбогател! Машины чуть не в каждом дворе. Сотовые телефоны так и пищат. По несколько на одну семью! Я не говорю уже про телевизоры, приемники, магнитофоны и компьютеры на дачах. Думаю, скоро спутниковые антенны появятся, что бы, значит, каналы евро принимать. И пункты обмена свободно конвертируемой валюты. И доставка пиццы по заявкам садоводов прямо на участки. Юрий Владимирович о таком и не мечтал! И мечтать не мог!

Путин

А Путину, перед окончанием президентства нужно объявить референдум. О возврате в Россию царской власти… Что неожиданно повернул? А вот хоть и неожиданно, — но я прав! Не президентской, а именно царской! Знаешь почему? Чтобы выборы не проводить. Садоводы, как люди с активной гражданской позицией, все равно на них не ходют, особенно когда их устраивают во время посевной или когда урожай собирать… Так мы бы после референдума этого всем миром выбрали бы царя стране, он бы власть по наследству передавал и никаких демократических спектаклей не нужно. Позорище! Все всё понимают, но все равно в них участвуют.

Садоводы сейчас это самая многочисленная и самая решительная часть российского общества. Выберем царя, и будет каждый свой гражданский долг на своей работе тянуть, а в выходные — на участках. А не заниматься говорильней и лодку раскачивать. Независимость страны только в этом. И Путин, как хороший ученик сверх независимого Собчака принцип свободы и независимости должен осуществить не только в Санкт-Петербурге, как хотел учитель, — по всей матушке России.

Путин хитрый мужик, за что я его и уважаю. Помнишь, к нам президент международного валютного банка приезжал. Вулфелсон кажется. Так Владимир Владимирович такую политику провел, что этот заезжий Вулфелсон вынужден был заявить: «В настоящее время кредиты нашего банка России не нужны!» А ведь наверняка приезжал, чтобы очередной транш втюхать, а затем проценты с него стричь.

Молодец, молодец, так их и надо! Учить!

Ельцин

А Борис Николаевич мне тоже понравился, когда, помнишь, на марш-бросок в Югославии добро дал! Это по российски! Натовцы территорию братьев славян бомбили, бомбили, под зоны контроля ее делили, делили, а наши красиво, на бэтээрах рванули и заняли стратегически важный аэродром в Приштине! Вот вам, стратеги недопеченные, высшее военное искусство! Это не щи лаптем хлебать, как вы про нас думаете. Здесь и тактика, и стратегия. В одном флаконе.

Американцы потом нашим говорят: «Уезжайте! Эту территорию контролируете не вы», а наши в ответ: «Не можем. У нас солярка кончилась! Только на марш бросок ее и хватило!» Ну, класс! Как в хорошем русском анекдоте! Чисто по-нашему!

Западу, в этом плане, у нас еще учиться и учиться!

Соседи

Опять меня на политику потянуло. Ну, ее, к лешему… Я лучше тебе еще про своих соседей расскажу.

У одного нашего соседа Василия, хорошо его участок далеко от нашего, жена — туши фонарь. Чума! Злющая, когда заведется — крикливая… Утром встает и уже кричит — до нас ее крик долетает… И то не так, и то не то!.. Кричит в голос — не только нам, всем в округе все слышно.

И что у настоящих хозяев дача не перекошена, и забор не валится. И что пленка на парнике давно уже натянута. У настоящих! И что бочки надо вовремя накачивать, чтобы не холодной водой огород поливать, а прогретой… И что нечего через каждые пять минут перекуры устраивать. И еще кричит, что все мужики, как мужики, о своем заботятся, а «этот дурак», то есть ее собственный муж, всем безотказно помогает. Куда не позовут, — везде идет. И делает чужим людям все — за так. А на дворе июнь уже, а картошка еще не сажена. Что с нее теперь выйдет. И так далее…

А Вася спокоен, как йог — я даже его терпению иногда завидую. Занимается своими делами, покуривает, и радиостанцию «Маяк» погромче включает. Чтобы значит, крика жены не слышать. А иногда зайдет с чем-нибудь, по делу, ну там за стамеской какой-нибудь или отверткой и прокомментирует.

— Городская, нервная женщина, что с нее взять! Скопившуюся за неделю, злую энергию в пространство выбрасывает. Ничего прокричится и успокоится.

Любит Василий жену, и она его! Уже скоро четвертый десяток совместной жизни разменяют. Без побегов! А на крики эти можно и не реагировать… Ну фонит что-то слева, дак, что с того? Лишь бы работе не мешало.

Маяк

А радиостанция «Маяк»! это же самое, что ни на есть, для садоводов — удовольствие!

Каждые пол часа позывные: ту-та-ту-та-та ту-та-та та-та! И новости, и концерт по заявкам, и футбол, и политическая аналитика… Радио на любой вкус. И качество сигнала отличное… Уважаю! Серьезно, без балды, — самая любимая станция.

Биссектриса

А Серафима, соседка наша — вот по настоящему вредная баба. Скандалистка! Ее биссектрисой прозвали, знаешь почему? Любила пополам все делить. Биссектриса — линия, делящая угол пополам. А эта землю делила. Ходила, как землемер с метром деревянным между нашими канавами и расстояния высчитывала. Чтобы все по плану и поровну. Чтобы мне ни одного лишнего сантиметра земли не досталось. Не только мне, но и еще двум ее соседям. Тоже купила участок и первое, что на нем произвела, — натянула нитки, как лучи, чтобы четко свою территорию обозначить. Чтобы кто случайно, чего-нибудь на ейной земле не посадил.

А сама потом на нашей общей границе крыжовник повтыкала. Он разросся, ветки на мою половину залезли, так Серафима Петровна столбики стала в мою сторону незаметно склонять, чтобы, значит, ниточка как бы за кустом крыжовника шла. Не пересаживать же! Примитив… Я столбики выправлю, через день — два смотрю, они опять к моей земле клонятся. Потом вдруг моя облепиха якобы очень разрослась и стала затенять ее клубничные грядки. Потом я слишком близко к ее границе свой парник разбил. Потом еще и еще. По любому поводу и без повода скандалит.

Ну, мы поругаемся, потом помиримся. Живем то рядом… Соседи все-таки!

Но после одного случая, моя жена Биссектрису вообще не воспринимает. Представляешь, у нас уксус кончился… И вокруг ни у кого не нашлось. Пришлось моей к Биссектрисе идти… Та плеснула на дно стакана ровно столько, сколько требовалось — пятьдесят грамм. В долг! То есть с обязательным возвратом в следующие выходные. А вечером того же дня стучит в дверь, скребется: «А вы когда мне уксус вернете, в долг же брали!» Ну, как ты думаешь? Вот жена моя после того случая с соседкой — ни слова, ни пол слова… Как будто и нет ее, вообще. Не воспринимает. Только я еще общаюсь.

«Видишь ли, Юра…»

А знаешь что интересно? И у нас с соседями за эти годы сложился какой-то смешливый стиль общения. С приколами разными, с хохмами и шуточками. Скучно целыми днями сидеть на грядках, на строительных лесах и серьезность сохранять. Вот мы и шуткуем. И самый распространенный прикол среди всех хохм: «Видишь ли, Юра…».

Помнишь, в «Адъютанте его превосходительства» у Соломина жил юноша, которого звали Юра. Помнишь, он как-то спрашивает: «Павел Андреевич, вы шпион?» А, Соломин отвечает: «Видишь ли, Юра…» То есть не отвечает сразу на поставленный вопрос, а начинает рассуждать о садовнике, его правах, и так далее… Как-то так получилось, что прилепилось это выражение само собой к нашему садовому житью-бытью.

Иду я, например, к Васе за вилами, у меня вилы, представляешь, — я их по осени забыл в сарай убрать, — сперли. А компост перекидать нужно. Прошу инструмент, а Василий отрывается от своей работы и, лукаво щурясь, отвечает: «Видишь ли, Юра…» и застывает с выражением мыслителя на лбу, который, неразрешимую загадку мироздания пытается решить и ничего у него не выходит… Сначала мы оба прыскаем от смеха, а после сидим на ступеньках его крылечка и гутарим за жизнь. Без пива, сидим, без водки, просто так… Обмениваемся мыслями. Я иной раз и забуду даже, — зачем приходил. Вдруг Вася вспомнит… Я уже на выходе, в калитке, а он мне кричит в спину: «Юра! Вы забыли вилы…» Мы опять в пакатуху. Такая вот шутка юмора.

Свет

А рассказать, как мне свет подвели? Тоже без улыбки не вспоминается. Ну, поставили столбы, провода натянули — это понятно. Но надо же еще и к дому, на щиток… Пошел к электрику, Гоша его зовут. Договорились назавтра, с утра. Поскольку вышек монтажных в нашем коллективном хозяйстве не водится, Гоша попросил лестницу нарастить. Чтобы прямо до изоляторов доставала. Я вечером еще, ее приготовил. Утром Гоша, понятно после вчерашнего, приходит, кое-как лестницу к столбу прислонил, вверх посмотрел и засомневался чего-то.

— Погоди, — говорит, — я за страховочным поясом схожу.

Сходил, принес, опоясался, — но вижу я, что сомнения его еще более усилились. Мнется под столбом, лестницу трясет, на устойчивость пробует. Я уже четыре провода в размер с бухты смотал, концы заголил, а Гоша все мнется. Наконец, говорит:

— Что-то не здоровится мне, земляк, тряску подколенную никак не унять. Может, ты сам заберешься? Я тебя к столбу пристегну — сорваться невозможно. Если только съехать…Но, тоже ничего страшного.

Я смеюсь, на Гошу понимающе смотрю, спрашиваю:

— А деньги?

Он меня за полтинник подключить подрядился.

— Да, ладно, без денег подведем, — отвечает.

— Ну, ладно, так ладно, — соглашаюсь я, — что делать, если под коленками трясет?

— Так, полезай! — Гоша сразу оживился, — а я тебе, что там наверху делать, снизу подскажу.

Забрался я на столб, карабином себя к столбу пристегнул, вишу там, делаю, что мне говорят, а в промежутках видами нашего садоводства любуюсь. А Гоша внизу бегает — руководит. Но и это важно, я же не электрик, откуда я знаю: где там ноль, а где фаза? Так и подвел сам себе свет, без всякой лицензии на электротехнические работы. Где наша не пропадала!

Бизнес

Ты посмотри! Вот еще один «новый русский». Вон на переезде, на джипе. Наглый! Ему наплевать на этот шлагбаум, на диспетчера, на правила дорожного движения. Даже на опасность. Ты посмотри! Выперся на встречную полосу, и ждет, когда мы проедем, почти впритык встал.

И откуда у русских эта залётность? Любить, так любить… страдать, так страдать… а птицы летят высоко, высоко? Отсюда что ли? Считать себя центром мира и ничего не бояться? Убьюсь, так убьюсь, но все равно вылезу! То есть жить не так, как большинство живет, — ползает со своими тележками на садовые участки, — а так как я хочу! Как это называется — эгоцентризм, кажется? Я в центре мира, а все другие пусть вокруг меня крутятся.

Странно, вот на западе тоже есть богатые люди. Разбогатевшие в бизнесе. Я не говорю как: честно, нечестно. Я говорю разбогатевшие! Но, как можно судить по ихнему кинематографу, — лично мне с богачами не довелось знаться, кроме разве что того немца, который про два моих дома рассуждал, — в их общении с другими разбогатевшими, нет такой залётности! Чаще всего, они как могут, берегут свою жизнь! Когда не надо не рискуют. Вообще ведут себя пристойно.

А у нас? Везде русская рулетка. Игра со смертью. Что бы жизнь ценнее казалась что ли? Наверное… Чувствовать вкус жизни, сравнивать его со вкусом смерти. Потому-то русский бизнес страшнее западного. Там невозможно то, что здесь в порядке вещей. И многие просто не хотят с русскими никакого бизнеса делать. Это с одной стороны.

С другой, что очень интересно, у бизнеса в России есть свой внутренний враг — не бизнес. То есть это те, кто не деловые и по определению таковыми уже никогда не станут: обычные учителя, врачи, пенсионеры, садоводы. Когда неделовому слою надоест терпеть выходки отмороженных «новых русских», этот джип уже не выкатит на рельсы. Он может вообще не выехать со двора. Его стекла будут все время биты, его баллоны проколоты, его зеркала заднего вида, дворники и даже держатели дворников — оторваны. И оторваны не с целью продажи и получения дохода, а во имя торжества справедливости! Бедность справедливее богатства! Натуральное хозяйство и натуральный обмен справедливее спекуляции перекупленными овощами. Это ясно, как день! А посему, отступление от принципа справедливости в России, в конце, концов, всегда приводит к общественному недовольству. От которого недалеко и до социального взрыва.

Когда безголосую девицу за деньги раскручивают до уровня любимой народом поп звезды — это несправедливо. Она не умеет петь! И когда телевизионные новости с упрямой, прямо таки маниакальной, патологической навязчивостью по заказу определенных сил, долбят народ только плохими новостями, хотя в настоящей жизни всегда больше хороших, люди рождаются, влюбляются, женятся, зарабатывают честные деньги, — это тоже несправедливо!

Россия — страна сверхчувствительная к справедливости. Когда критическая масса несправедливости перерастет допустимые границы, народ встанет на дыбы. Это будет еще одна не октябрьская, не социалистическая, не демократическая, но справедливая революция… Я сказал! Запомни мою мысль. И может это произойти еще при нашей с тобой жизни. И когда это случится, «натуральный» бизнес садовода или частного предпринимателя останется, а спекулятивный, купи-продай, бизнес крупных денег будет разгромлен. В России будет один большой бизнесмен в лице государства и много маленьких частников. Никакой средний класс лавочников, никакая бизнес-элита, олигархи там всякие, у нас надолго невозможны! Все это временное явление. Вспомнишь мои слова, когда все так и будет…

Несправедливо жировать, когда рядом голодают. Это так просто, но этого не понимают или не хотят понимать наши «новые русские». А откуда произрастает справедливость? Из нравственности. Я как-то был на деловой игре по определению основных отличительных свойств человека-лидера. Аудитории было предложено назвать человеческие качества, присущие этой категории людей: деловитость, напористость, честность, и так далее. Ведущий записывал их на доске общим списком. Следующим шагом нужно было: каждому из присутствующих, а таковых было человек семьдесят, на своем листочке расположить полученные качества по приоритетам. Главные, второстепенные, малозначимые. Все расположили. Затем все мнения были сведены в общий список, который тоже оказался на доске. И как ты думаешь, какое качество лидера стояло на первом месте? Нравственность… Понимаешь, н р а в с т в е н н о с т ь!!! Это по российски!

А большинство форм современного бизнеса безнравственны. Прибыль делается на обмане. Он может быть скрыт, закамуфлирован, но он не перестает быть обманом. Поэтому бизнесу в России долго не быть.

Джульета

Ты посмотри, какая девушка красивая… Да, вон у расписания. Прямо, глаз не отвести… И бывает же такая красота! Чисто — Джульета! А это зачем? Ну вот, все испортила, — закурила. Ну, до чего же глупая. Слушай, что это за нравы у современных девиц смолить на улице? Как грузчики… Да и вообще курить? Зачем? Ну, противно же, воняет как от пепельницы немытой. Как они не понимают? Ах, это модно… Ну, как же, конечно, перед парнями задымить, в затяжку.

Наверное, только с возрастом и с годами можно осознать весь вред этой моды. Вот она сейчас курит для понта. Попсит, не понимает… Как и все, наверное. Я тоже в детстве не понимал, закурил во втором классе. Помнишь, были такие папиросы «Любительские» в маленьких сиреневых пачках по двенадцать копеек? Или ты их уже не застал? Да нет, ты же не на столько моложе, — застал, должен был застать! Ну, вот, мы с пацанами скинулись как-то по две копейки, купили такую пачку. Попробовать. В наш подвал залезли. Досталась мне папироска, а я не знаю, что с ней делать. У сверстников спросить — неудобно. Отказаться — совсем позор. Обзовут на всю оставшуюся жизнь каким-нибудь маменькиным сыночком, потом не отмоешься… Но, пацаны догадливые были, все сами поняли, — и объяснили что к чему… Поджег я папироску, потянул дым в себя, а зачем — не знаю… Я же видел, что курильщики дым как бы из себя выдыхают. Ну, я и выдохнул. Через папиросу, — и естественно весь табак выдул. Пожурили меня дружки, но видно очень уж стремились к этому делу приобщить, дали еще одну. Я вновь в себя, а папиросы без фильтра — крошки табака мне в рот и в горло, да еще дымом горьким с непривычки захлебнулся… Короче, закашлялся, прямо зашелся. Отплевался кое-как, а у самого голова кружится, маленький ведь был совсем. Это потом уже в затяжку научился и к дыму привык, пристрастился даже. До того доходило, что бычки-хабарики вдоль дома под окнами ходил, собирал. Который не совсем выкуренный разомнешь, над пламенем спички мундштук продезинфицируешь и тянешь до самого основания. Или из нескольких окурков табак выбьешь в газетную самокрутку и тоже балуешься. Чего только не было.

А сейчас уже восемь лет не курю. Бросил. Знаешь, как бросил? Шел как-то по улице, надоело эту соску сосать, и выкинул с отвращением, а вслед смял всю пачку в кулаке — и прямо в урну. И с тех пор — как отрезало. И всем так бросать желаю. И девушку эту, Джульеточку жалко. Ведь она не думает о том, что коже ее розовенькая, бархатная и нежная от табака станет рыхлой, сморщенной и серой. И все! Красота ушла. И кто тогда на нее посмотрит? Жалко красоты, без всяких задних мыслей жалко.

Транспортная торговля

Это ж в который раз мимо нас мороженое носят? Забодали… Это все свободный рынок. Не рынок, а базар, — ни на минуту человека не отпускает. Все говорят, говорят чего-то, извиняются по сто пятьдесят пять раз. Если мне нужно что-то купить я иду и покупаю, здесь я с другой целью. Так готовы извернуться, наизнанку вывернуться, чтобы только заставить меня купить какое-нибудь дерьмо. Которое потом все равно выбросишь. Просто навязывают, втюхивают. Бывает, — только задремлешь и тут: «Прошу прошение за очередное беспокойство. Вас приветствует транспортная торговля. Вам предлагается самая нужная в хозяйстве резинка для трусов и пальчиковые батарейки, три на десяточку!» Тьфу ты, мать твою. Неужели выгодное дело такой ерундой заниматься? Здоровые мужики. И ходят, и ходят со своими сумками.

Ладно, еще женщины с мороженым. Бывает, что, в самом деле, в саду не успеешь перекусить — сахарная трубочка, как спасение. Чтобы до дому доехать. А когда сыт? Тогда и не надо ничего?

Хотя, есть, конечно, и несчастные люди. Тут один немой ходит. Давно уже. Газеты предлагает. Нормально изъясняться не может, так у него к уголкам журналов и газет ценнички приклеены. Пройдет по вагону, везде, на всех креслах товар разложит, затем идет обратно и собирает и в глаза людям заглядывает — не желает ли кто купить? Мало покупают, но я иногда беру. У такого можно. Что немому? Куда ему еще? Наверное, не берут никуда на работу, а у него кольцо на пальце, семья, стало быть, есть. Ее кормить надо. Таким нужно помочь, из чувства солидарности. А не у прохвостов бракованный товар покупать — «три на десяточку». Купишь батарейки, а они давно просрочены, стержни авторучек сухие, носки рвутся с первого раза. Я однажды кипятильник купил, чай сварил всего один раз — провод перегорел. Китайский, что возьмешь. Мошенники. Зарабатывают на людской доверчивости. А народ-то! Ведь знает, что наверняка обманут и все равно деньги сдает!

Призыв

О, смотри! По двое в затылок, рота новобранцев. Это что ж, осенний призыв уже начался? Молодежь в гражданке еще… Мне случай припомнился… из моей военной службы.

Тогда весенний призыв шел, самый пик его был. И по причине нехватки личного состава в мобилизационных частях меня и еще семерых из нашей роты откомандировали на месяц, на пересыльный пункт. Выдали красные повязки со словом «Патруль» и поставили задачу.

На втором году службы я мог справиться с любой. В принципе ничего сложного — дежурить с призывниками. На плацу, в казарме. Иногда присутствовать на марше. Следить за порядком, объяснять новичкам армейские правила. В общем, патрульно-воспитательная работа.

А в тот памятный день пришла команда из восточного региона нашей родины — восемьдесят человек. Толпа, с точки зрения армейских законов, практически неуправляемая. Люди отговаривались на приказы, не подчинялись ни командам, ни просьбам, вели себя развязно, хамили и, чувствуя свою многочисленность, ничего не боялись. У некоторых анаша имелась. Чтобы привести народ в чувство, сам начальник пересылки вышел на плац и по нему водил команду строем часа два. Немного успокоил. Молодежь подустала, после строевой подготовки с непривычки села прямо на асфальт.

К вечеру за новобранцами приехал «покупатель», так в армии называют представителей воинских частей, которые отбирают кандидатов в пополнение. В тот день покупателю, чахлому сержанту из учебки, не долго думая, вручили документы на этих восемьдесят горячих восточных парней. Сержант попытался их построить — ничего не выходит. Невменяемый народ. Сержантские лычки для него, как украшение интерьера. Майор видит такое дело, — бросает меня на подкрепление. А сержант и рад — в сторонку отошел и от командования отстранился.

Что делать? Я прокашлялся, нагнал суровости на лоб, подтянулся перед строем и объяснил товарищам, что выход из строя без разрешения патруля во время военного призыва приравнивается к дезертирству и рассматривается военным трибуналом. Еще кое-что по-русски объяснил. Чуть-чуть попритихли, построились. Еще не знают, что нам прямо сейчас на вокзал шлепать, на вечерний поезд… Майор сам скомандовал, — пошагали. Строем. Километров пять. Вроде бы устали все, никто не возникает больше. Так на перроне вокзальном — кадр. Старик-земляк с сеткой пива. Как ждал. И начались братания. Какие тут команды старших по званию. Тем более что я рядовой. Молодежь разбрелась, чуть не разбежалась. А поезд уже на подходе. Я на скамейку влез и как заору на весь перрон: Становись! По порядку номеров рассчитайсь. Как на уроке физкультуры в школе — потому, наверное, и подействовало. Приготовиться к посадке. Равняйсь, смир-рно! Равнение на середину. И к сержанту строевым печатаю и, как бы передаю людей. Будто бы так все и должно по уставу быть. Отрапортовал, повернулся к строю, прощаюсь и еще раз об уголовном кодексе напоминаю. Как настоящий ответственный командир.

Короче, с грехом пополам, усадил новобранцев в поезд. С дедком в придачу. Не знаю, что с ними сержант этот слабосильный дальше делал, но я свою миссию исполнил. Возвращался я тогда в часть, удивлялся сам себе и думал: что не научился еще этот служивый с лычками, хоть и прошел учебку, подчинять себе людей. Это целое искусство. А вот откуда у меня тогда командирская сталь в голосе прорезалась. Загадка неразрешенной до сих пор остается. Просто ситуация была на грани форс-мажора… Экстремальная.

Военная форма

Я вот тебе что еще скажу: с тех пор, с армии, очень я уважаю военную форму. Даже не выкинул ничего после дембеля. И ХБ, и ПШ, и шинель с сапогами — все так и лежало на антресолях в чемодане. И вот где пригодилось — в саду. Теперь ношу, не снимая. Сапоги-то уж точно, с утра до ночи.

Насколько все в этой одежде продумано! Карманы, крючки, накладки в особо трущихся местах, застежки всяческие. Цвет природный, точный! Особенно, я ХБ люблю. ПШ тоже хорошо, когда холодно. А портянки! Как научился их мотать, так, представляешь, носки в сапогах не терплю. Просто не перевариваю! Неудобно, пятка сбивается, съезжает, приходится поправлять все время. То ли дело — портянка! Обмотаешь ногу, затянешь потуже, в сапог, как в норку нырнешь — и тепло тебе, и уютно, и мягко! Но только уметь надо мотать. Если складок навертел — мозолей враз, только так, намнешь. Надо чтобы все гладенько было, по ноге.

Между прочим, в кирзе и работается как-то по-деревенски. На стройке ли, в огороде, — как-то чувствуешь себя по иному. Не в душных кроссовка или в стоптанных городских туфлях. Основательно себя чувствуешь и крепко на земле стоишь. Как вросший в нее намертво. Устойчивая обувь — кирзовые солдатские сапоги. Не сбить!

Армейское

Х-ха. Случай смешной вспомнил. Армейский. Я как-то в столицу в командировку прибыл. Команду собаководов, двенадцать человек, к новому месту службы сопроводил, и время свободное выпало, пару часов. Дай, думаю, по Красной площади пройдусь, отмечусь. Когда еще придется? Командировочное удостоверение в норме, «парадка» отутюжена на совесть, о стрелки на брюках палец порезать можно. Пошел.

Иду, по сторонам смотрю, знакомые с детства силуэты угадываю. На Красную площадь у Исторического музея выполз и остановился. Изучаю. Собор Василия Блаженного, Спасская башня, мавзолей В. И. Ленина, кремлевские стены зубчатые за ним, рядом елочки голубые. Все маленькое какое-то, масштабное человеку. С плакатов и открыток совсем другое впечатление.

А я в ту пору «Беломор» курил. Солдату в общественном месте, согласно уставу, курить запрещено, только в общественном туалете можно. Но туалета поблизости нет, а курнуть охота.

Никогда из рукава в рукав не курил? Если не присматриваться, то и незаметно. Как будто щеку чешешь или рот прикрываешь во время зевка. Короче, закурил аккуратно. Прохаживаюсь вдоль ГУМа, чтобы от урны далеко не отходить и окурок в случае чего сразу выбросить, и как будто у меня встреча здесь назначена. Одновременно Красную площадь изучаю. Вдруг во время очередной затяжки — табак в горло. «Беломор» же — папиросы без фильтра. Во время солдатских будней помять, растрепать пачку не мудрено, если служил, знаешь. Вот крошка табачная вместе с дымом и затянулась. Я закашлялся, горько во рту, противно. И сплюнул горечь прямо на булыжную мостовую. Отдышаться не успел, смотрю, — курсант с красной повязкой на рукаве от Лобного места через всю площадь в мою сторону бежит. Как я его не заметил? Подбежал, честь отдает и как всегда.

— Товарищ рядовой, вас вызывает начальник патруля.

Пошел, хорошо окурок успел незаметно сбросить. Подхожу, докладываю, как положено.

— Товарищ майор, рядовой такой-то по вашему приказанию прибыл.

А майор, по лицу видно, вредный и как будто жизнью обиженный, говорит как всегда.

— Предъявите ваши документы.

Я предъявил, он посмотрел. Фото в военном билете с моим лицом сверил, командировочное удостоверение внимательно прочитал.

— Из Ленинграда? — спрашивает.

— Так точно, товарищ майор, — стою, как положено по уставу, по стойке смирно. — Тогда еще Питер Ленинградом звали.

— В командировке?

— Так точно.

— В Москве?

— Так точно, товарищ майор.

— На Красной площади?

— Так точно, образовалось «окошко» в рабочем графике командировки, решил посетить «сердце Родины», — это я попытался майора на шутливый тон переключить. Не вышло. Еще хуже получилось.

— Что же вы, солдат, в «сердце Родины» плюете, — майор серьезность сохраняет, и даже суровости добавил.

— Виноват, товарищ майор, — в таких случаях лучше не отпираться. Как только он через всю площадь мой плевок заметил? — горечь в горле застряла, откашлялся и сплюнул.

— На мостовую?

— Виноват, товарищ майор.

— Носовой платок есть? Покажите.

— Так точно. — Отвечаю, а сам боюсь, что он все проверять начнет. И наличие иголки с ниткой, и носки, и нижнее белье. В наше время патруль мог раздеть солдата до трусов, если не к чему придраться было. А у меня «вшивничек» под рубашкой, тельняшка на начесе, чтобы не мерзнуть. Но у этого другая тема. Я показал, что просили.

— Так что же вы, товарищ солдат, в общественном месте проявили бескультурье?

Я чувствую, что каждое произнесенное мной слово обернется против меня, стою молча, голову потупив. А майор дальше чешет, все по уставу:

— Придется выписать вам предписание! — И в карман полез, за бланками.

Вот я попал. Короче, вручил он мне предписание явиться в комендатуру «за недостойное и бескультурное поведение в общественно-значимом месте», не пояснив, какое именно поведение и в каком именно месте. Я предписание получил, спрашиваю четко, по уставу:

— Разрешите идти?

— Разрешаю.

Мы обменялись отданием чести, я скомандовал себе «кру-у-гом», развернулся и с левой ноги отошел. Сначала строевым, затем перешел на обычный шаг. Иду по Красной площади, не оборачиваясь, смех меня изнутри давит и по лицу в улыбке сияющей расплывается. Хорошо майор сзади не видит настроения наказанного.                

Только наказал тогда товарищ майор сам себя. Это я потом понял, когда предписание еще раз увидел. По уставу он должен у себя оставить копию документа с фамилией нарушителя и характером проступка. Для этого предписание выписывается в двух экземплярах, под копирку. В моем случае копирка лежала мажущим слоем вверх, и копия отпечаталась на обратной стороне самого предписания. Естественно, ни в какую комендатуру я не пошел, раз письменного подтверждения моего проступка у патруля не осталось. Не повезло товарищу майору, внимательнее надо быть при исполнении своих должностных обязанностей.

Собаководы

Кстати, до того случая я даже не догадывался, что есть такая военная специальность — собаководы. Это солдаты, которые постоянно с собаками служат. На охране объектов, на границе, при сопровождении особо ценных грузов и так далее.

В Питере с ними тоже забавный случай был. Мне их нужно было с Витебского на Московский вокзал переправить. Казалось бы, чего проще, ан нет — в метро с собаками нельзя. Тем более с такими. Было семь немецких овчарок, два кавказца и еще три каких-то, не помню сейчас породы. Пришлось наземным транспортом — по Загородному, по Владимирскому, до Невского… А по Невскому пешим ходом.

Прикинь — колонна солдат в затылок, с волкодавами на коротких поводках, по центральному проспекту города. Да я еще с красным флажком. Зрелище. Прохожие останавливались, а некоторые отбегали, расступались испуганно. Такие мне халтурки в армии выпадали.

На подряде

На гражданке я тоже халтурю. Когда деньги позарез нужны — беру. Никакой труд зазорным не считаю, хоть вроде бы и из интеллигентской семьи. Со временем в саду, конечно, — сам понимаешь. Но бывают периоды, когда строить не из чего и вроде как свободные деньки вырисовываются. Материал весь выработал, нового еще не привез. В огороде жена копается, чего ей мешать. Вот и идешь на халтуры. Некрупные, конечно, так по мелочам фундамент под парник залить, обшить чего-нибудь быстренько.

Однажды правда, на подряде, с напарником, за три дня под конек постройку подвели. Нужно было к срубу пристроить каркас веранды. И все это покрыть крышей. То есть, стропилами и обрешеткой. Сделали в три дня. Пахали, правда! Как папы Карло. С утра до ночи. Даже в дождь не останавливались.

Мне иногда кажется, что у человека, когда это необходимо, открываются какие-то источники силы. То есть — вот он работает нормально, устает, как положено. И вдруг — пошел на прорыв! И понеслось: вертится как заводной, все слаженно получается, результат труда виден и в срок уложился. Просто не знаю даже, что про это сказать. Загадка природы!

У нас на том каркасе точно так было!

Сороковка

А вот случай забавный… Мне когда доска сороковка понадобилась, мы с сыном пошли на пилораму. Это совсем недалеко от станции. Приходим, там-сям смотрим. Штабеля досок, — каких только нет, там обрезки, тут опилки. В общем, — производство! Нашли бригадира, спрашиваем.

— Нет, — говорит, — так чтобы сразу — нет! Заказать надо, недельки через две сделаем.

Какое — через две? У меня, половина отпуска через две пройдет. Иду вслед за бригадиром, ищу глазами потребный материал и разговор затягиваю. Не сырой ли лес, какая длина доски, ширина, почем и так далее. Бригадир отвечает, а я уже нашел куба два, три сороковки. Придавлены правда большим штабелем дюймовой. Аккуратно хозяина к товару подвожу:

— А это куплено? — показываю.

Задумался, вспоминает, затылок чешет:

— Не куплено, но сам видишь! Не достать же!

— Так краном подцепил и делов. — Я как бы, бывалого из себя строю.

— А кран где? — не хочется бригадиру суетиться, кран искать, кого-то уговаривать. Обед на носу, да и вообще, я человек для него новый, незнакомый. Понятное дело.

— Так, у проходной.

— А водитель?

— Сейчас поищем.

— Ну, а грузить куда?

— Сейчас договоримся.

— Ну, договаривайся. — И отошел мастер в свою конторку, к бумажкам.

Я уже не помню, по сколько денег я дал крановщику, трактористу и бригадиру за товар, но через пол часа мои три куба сороковки уже на прицепе были, а я верхом на грузе. А малого в кабину трактора «Беларусь» устроил.

Так и проехали по садоводству — гордо! Сынишка только все из кабины испуганно на папу поглядывал, боялся, — чтобы я не свалился. Маленький совсем был. Но зато, как выгрузили доску у ворот — вот тут он мне первый помощник. И подкладочки между рядов аккуратно положит, чтобы доска проветривалась и не гнила, и тащит сам по две, по три доски зараз. И рядок выровняет. Одно слово — труженик! Как и я собственно!

Потолок

Между прочим, потолок в доме из этой сороковки я без помощников шил. Зимой. Сначала эту доску — подбором, затем к ней оргалит снизу. Сколотил Т-образные подпорки, ими и пользовался. Технология такая: затаскиваешь лист оргалита, у меня был два семьдесят на метр двадцать, по спине на голову. Более-менее уравновешиваешь на макушке по центру тяжести, освобождаешь одну руку. Чирк подпоркой, и прижал лист. Но подпорка должна под рукой стоять, чтобы не тянуться далеко, а то лист упадет. Далее вокруг своей оси повернулся, головой все еще лист держишь. Чирк — вторую подпорку заправил. Лист уже без твоей головы висит, теперь его выправить надо, состыковать с предыдущим по углу и стороне. Когда подпорочку ослабить, когда ребром ладони оргалит подбить, — по месту смотреть надо. Ну, а когда лист установил, — бери молоток и гвозди.

Я таким вот образом листов двенадцать — четырнадцать, то есть, весь потолок в доме подшил. Рука потом в запястье и шея просто отваливались. Сам понимаешь, каково снизу вверх молотком бить и груз поначалу на голове держать. Но ничего потом отпустило!

Крыши

Крышу тоже один крыл. Гофру оцинкованную купил еще в советские времена. На механическом заводе, по дешевке, как некондиционные обрезки. Гофрой вообще то, крыши не кроют. На заводе ею стены ангаров обшивали, вот обрезки и остались. А мне что, материал добротный, жесть полтора миллиметра, оцинкованная опять же. И главное, что меня подвигло, — похожа гофра на шифер, примерно такой же рельеф. Паз, гребень, паз, гребень — не плоские листы.

А сама крыша на момент покупки, из-за пристройки веранды, еще полностью готова не была. Так мне пришлось эту гофру несколько раз перепрятывать. От воров. Сначала в сарае держал, под рубероидом, затем, когда в сарай дрова сложил, перенес в кладовку на веранду. Здесь забросал старой одеждой, ватниками, старым одеялом.

Так вот, как крышу-то крыл без помоганцев.

У меня блочок есть. Вот с его помощью и подавал лист по лесенке наверх, со ступеньки на ступеньку, затем уже по скату кровли на нужное место. Установишь, зафиксируешь парой гвоздей по нижнему краю и гвоздишь далее в гребень гофры — крепишь уже на постоянно. Так и покрыл весь дом сияющей кровлей без происшествий. Ни один лист не упал, и ветром не сдуло.

Соседка, что от меня через участок, увидала мою работу и к себе на крышу пригласила. Она разведенная, без мужа, так я и ей пошабашил. Но не гофрой, конечно, обыкновенным шифером. Так что, считай, в садоводстве нашем три дома под моими крышами стоят.

Яблоки

Смотри яблок сколько! И у нас в один год яблок бы-ы-ло! Ну, просто как прорвало! Невероятный урожай.

Короче, у меня на веранде, все столы, полки, шкафчики, табуретки, и даже на полу — яблоки. На чердаке моем недостроенном — яблоки. В комнате, в спальне на одной кровати, на которой мы не спим и под нею — яблоки. И в большой комнате — на диване, на секретере… Кошмар. В дом входишь, такой аромат крепкий яблочный, что можно только лишь им и дышать, кушать фрукт — не обязательно. Чума! Но опять же, проблема! Как в город эту прорву доставить? На тележке много не увезешь. В тот год «Запорожца» уже не стало. Пошел по соседям, у кого машины есть. Кому мешок в багажник пристроил, кому коробку в салон. Так весь сбор и распихал. А в городе потом собирал по частям. Так и выкручиваюсь, когда урожаи большие. Но зато, когда выкрутились, в городской квартире тот же яблочный дух прижился.

А у меня в семье яблоки все любят. В разных видах. И свежие, и в компоте, и в пирогах, и печеные, и в салатах, и в протертом виде с морковкой. Короче говоря, ели мы яблок — до Нового года, и даже на старый Новый год хватило! Чтобы индейку с яблоками запечь.

Но, однако, я еще одну вещь скажу. Самое вкусное яблоко, это когда ты в сад приехал, рюкзак тяжелый с плеч скинул, яблоко с ветки сорвал и впился в него зубами. Кожица с треском лопается, сок яблочный во все стороны брызжет… Мякоть, за ночь совсем остывшая, нёбо холодит. Само яблоко ароматное, свежее — ощущений словами не передать. Это попробовать нужно!

Груши и менталитет

А вот груши в наших краях не растут. Но про этот фрукт я тебе тоже байку расскажу. Я несколько лет назад был в Праге… А там есть Пражский град, на таком высоком холме, где собор Святого Вита построен. Так вот на склонах этого холма разбиты настоящие фруктовые сады. Вот, я им удивился!

Представляешь, идем, слушаем экскурсовода, а перед нами грушевые деревья, рядами. И на ветках груши — спелые и сочные! Мы в конце лета там были. И под деревьями в стриженой траве тоже груш нападало. И что удивительно — никто не собирает. Как будто несъедобные фрукты. И вроде скоростных автобанов рядом нет, от которых превышения предельно допустимых концентраций вредных элементов… И все равно, никому груши не нужны. Пражская загадка: висит груша — нельзя скушать? В чем дело?

В общем, решил я проверить. Чуток от общей группы отстал, пооглядывался, чтобы, значит, внимания каких-нибудь местных полицейских не привлечь… и на газон. Быстренько пару-тройку деревьев обежал и торбешку груш наскреб. Ну, догнал группу свою, иду, как ни в чем не бывало. Вечером в гостинице попробовал. И что ты думаешь, — великолепно! Груша, как у нас на рынке за полста рублей за кило. Сочная, вкусная! Правда, недозрелые тоже попадались, я ведь особенно не выбирал.

Короче, решил на следующий день опыт повторить. Утречком, еще до завтрака нашего, выбежал как бы, на разминку, в спортивном костюме. И мимо сада пробежал, обновил запас полезных фруктов. И так бегал до конца нашего проживания в этом красивом городе. Смешно сказать в Злата Праге объелся грушами. И так и не понял, почему это чехи от таких витаминов добровольно отказываются? Не принято, что ли? Или менталитет другой.

Кстати, не знаешь, что точно означает слово «менталитет»? Вот и я не знаю. Все говорят менталитет, менталитет. Может быть это по-русски — обычай, традиция. Любят у нас иностранные словечки.

Черная смородина

Раз уж мы о фруктах заговорили, я тебе еще и про черную смородину расскажу.

Я однажды вот так же как с тобой с другим садоводом ехал… Разговорились. А он где-то в Пушкине, в сельхозинституте работает. И сад свой содержит по научному. Так вот, он мне рассказал, как черную смородину обрезать. С его слов первые три года нужно срезать все большие побеги, которые после разветвлений начинаются, чтобы молодые быстро в рост шли, и ветвились. Садоводы, знаешь как, из желания сразу ягод попробовать, не обрезают смороду, а в результате урожаи год от года все уменьшаются. Я даже помню, с каким выражением лица он говорил об этой обрезке. Как о самом значительном! Что резать нужно нещадно. Не сомневаясь и не жалея… Меня завел.

Я в тот день, пока до участка шлепал, все думал: вот сейчас тоже обрежу все, как сказано. А когда пришел, секатор в руки взял, — жалко стало. Ведь на кустах уже цветы отцвели, ягодки маленькие завязываются. И не стал. И в следующий год так же. Поэтому у меня кусты широкие красивые, а смороды мало, только «покушать». Без всяких вареньев. Хотя, мы из черной смородины варенье никогда не варим. Перетираем ее с сахаром в определенной пропорции и все! И называем этот продукт сугубо по-детски — «витамин». Много в черной смородине витаминов!

Клещ

Вон, смотри, мужик мхом рюкзак набивает. Видно, сруб рубит…а мох нужен, чтобы между венцов швы конопатить.

А я, когда потолок утеплял, так же мох из лесу таскал… И как-то сын за мной увязался. Тоже мне, помощник! Я мешок набиваю, а он бегает в перелеске, между деревцев небольших — березок, осинок. Играет во что-то свое… Ну, и побегал!

Домой пришли: «Папа, что это у меня?» Я ухо отвернул, а за ним клещ. Жало свое и почти всю голову под кожу запустил, и кровь пьет, аж брюхо дергается. Гаденыш. Я его за задницу поприхватывал, — не выдергивается, крепко влез. Пошел к соседу, за керосином. Приложил ватку. Вроде затих, сморщился. Но, не выдернуть все равно. Боюсь, разорву пополам, — голова под кожей останется. Еще хуже будет. Короче, пошли в травмпункт, на станцию. Медсестра дежурная пинцетиком дернула и достала паразита. Несет на салфетке, показывает. Он понято, уже не опасен, почти сухой, но вдруг инфекцию занес. Вдруг энцефалит… Советует на всякий случай подстраховаться, в город съездить. Укольчик против заражения сделать, и заодно сдать гада на пробу. Поехали, делать нечего.

Сын, всей этой историей так перепугался, что больше в то клещевое лето в помощники не записывался.

Электрорубанок

Нам когда свет подвели, где-то через полгода, я по случаю, у приятеля за сто рублей, почти задаром, электрорубанок прикупил. Самодельный, с тяжеленной, просто неподъемной станиной и с ножами двадцать сантиметров.

Наладил, ножи подточил, попробовал. Стругает! Так, сяк, доску прикладываю, — стругает. Стол рубанка приподнял, опустил, — чисто стругает, грубо стругает. Привык к инструменту… И пошло! Не вручную, как до этого. Любую дощечку, брусочек все на станке. Все берет. И так я разошелся, что в итоге пять кубов обрезной дюймовки за сезон прогнал. Дом тогда этой доской обшил. И ничего. Визжит машина на всю округу, шинкует стружку… Я этой стружкой и в доме, поверх мха и в бане потолок засыпал. И в компост ее, и на дорожки между грядок, и соседей всех одарил.

Одно плохо, — нет у станка прижимного валика, приходится мышцы рук задействовать. К концу рабочего дня кисти, как в трясучке — дрожат. А может и ничего. Они ведь и дрожали, и крепчали — одновременно!

Лось, лиса и кабан

Ты по грибы-то этим годом ходил, сейчас уже третий слой сходит?

А мы с женой любим это дело. У нас за болотом есть одна поляна, на которую мы всегда заходим. Большая квадратная поляна, среди леса, недалеко от дороги, где, скорее всего колхозники во время коммунизма сено косили. Сейчас никто не косит, поэтому трава до конца лета стоит, в некоторых местах по пояс. В тот раз только вышли на уголок, — в другом я сразу углядел необычное что-то. Зверек какой-то оранжево-серый, величиной с собаку, с хвостом пушистым. Но явно, не собака. Жене показываю.

— Лисичка, — говорит, — точно.

А ветер в нашу сторону был. До лисицы метров сто — она нас пока не видит, не слышит и не чует. Мы замерли, наблюдаем. А лиса что-то в земле роет. Может, норку мышки-полевки нашла, а может саму мышку. Через минуту лисица голову вскинула, обвела взглядом округ себя и на нас наткнулась. И тоже замерла, как мы. А потом, как припустит в лес. Только лапы засверкали, да хвост по кочкам запрыгал. Через мгновение и след простыл, как и не было никого.

А другой раз жена без меня за черникой ходила. В другую сторону, за железку. Вернулась, рассказывает: В наклонку собираю ягоду, вокруг никого. Вдруг голову подняла, — стоит животное недалеко и тоже в упор смотрит. Я всмотрелась, животное на корову похоже, только рога поветвистей. Когда уже сохатый прочь пошел, поняла, что это лось был.

Я еще в другой раз, тоже один был, иду по косе, вдоль болота… Осень поздняя, лист на мху рябит, вдруг справа слышу, сучья подозрительно трещат. Останавливаюсь, вглядываюсь в заросли… И вот такая серая, здоровая спина мимо меня проплывает. И не то хрюкает недовольно, не то фурчит как-то незнакомо. Я понял, что кабан это. А кабан, как известно и напасть на человека может. Затих, стою, жду пока он как ледокол, ветки зарослей мордой раздвигая, своим курсом пройдет.

Вот у нас какие страсти в лесу. Какая живность водится, не смотря, что садоводство давно освоено. Не боятся лесные исконные жители человеку себя открыть. Даже не стесняются.

Змеи

А змей сколько? Особенно в жаркий год! При камнях, на сухих пнях, в кочках брусничных. Шипят, извиваются, если их место тронешь. А иногда прямо по дороге ползут. И тоже ничего не боятся! Маленькие такие, черно-коричневые гадючки. Иной раз, на кожу их наткнешься, примешь за живую. А, иногда, и сучок, какой, ну точно в форме змеи.

Вообще в лесу много всего встретить можно. Птиц диковинных, белок, следы незнакомые, А звуки какие! А красота какая! Люблю лес. Ты глянь за окно-то. Есть ли что краше природы нашей? О! Я даже в рифму заговорил. От избытка чувств.

Удача

Знаешь, как мне однажды не повезло.

Сын, когда подрос, научился, и пристрастился почти каждый день, спиннинг на щуку кидать. Та том ручье, что в березках, я о нем рассказывал. И тягает их, и щук и щурят постоянно. Как-то вечером, стемнело уже, я и думаю: не попробовать ли и мне позакидывать? В молодости, давно, я это дело тоже любил. Короче, беру спиннинг, спускаюсь к воде — кидаю. И раз, и два-с, и много раз… Уж, рука в плече заболела — ни одной поклевки. Слышу, футбол по телевизору кончился, и наследник мой ко мне бежит. И сразу за спиннинг: дай-ка, папа, я брошу! Ну, уступил я орудие лова, бросил он и… вытащил щуку на кило семьсот! Ну, не обидно ли? Как ты думаешь. И ничего же не скажешь!

Сын, правда, у меня с понятием, говорит, когда мы уже домой шли: ты папа, ее привлек блесной, подманил — а я вытащил! Так что в этой рыбе твоя удача тоже есть! Я даже пятьдесят грамм тогда за удачу принял.

Водочка

Кстати про водочку. У меня в сарае такая полочка над дверью. Ее не всякий и заметит. Я на ней свое горючее держу… С тех времен, когда от сколиоза своего лечился.

А что? Действительно — горючее. Когда устанешь, опрокинешь стаканчик, у меня на той же полочке маленький граненый стаканчик стоит, и как будто подзарядился. Дальше работаешь. А знаешь, почему в сарайке? Чтобы жена не видела. Она у меня строгая в этом вопросе, считает, что каждый день — нельзя! А у меня иной день бывает: раз за разом прикладываешься, и всю бутылку к вечеру вытянешь. А когда и без горючего обхожусь. Но с ним все-таки привычнее. Перед обедом в сарайку забежишь, якобы рубанок убрать или там стамески, — хлобысть, и готово… Пока к дому идешь, зажуешь луком прямо с грядки, чтобы не очень разило. И аппетит что надо, и настроение хорошее и пошутковать хочется.

На воздухе-то знаешь от водки и не опьянеть, как следует! Но бывает, что и загуляешь какой вечер. С гостями, вообще, пока все до донышка не добью, — не успокоюсь. Только после и можно спать укладываться. Хоть и утро уже. Что называется — досидели. Жена всегда ворчит: что обязательно все допивать? обязательно напиваться «как свинья»?

Почему «как свинья»? Я и не пьянею почти. Так, чуток колышет, если долго со стула не вставал. А если все время на ногах, то вообще — в ноль. Идешь без отклонений, сколько бы ни принял. Но, сам понимаешь, зачем зло это в малом количестве оставлять. Ну, например, со стакан в пузыре осталось. А нас двое, или трое. Утром этого количества все равно мало. Голову не проймет, не поправит. А еще дальше, на вечер оставлять совсем глупо. За целый день, если гроши есть, уж всяко, в лабаз сходишь… Как не верти, лучше ее заразу допить и забыть об этом.

Жена кричит: пьяница, пьяница! Она ж не поймет, почему русскому мужику это требуется. Потому что в водочке он спасается от грязи и несправедливости мира. Это же его протест. Его нежелание жить по чуждым душе законам… Ну, тебе-то что я объясняю? Ты это и без меня знаешь.

Ой, это ж моя станция. Вот я заболтался. Так за разговором мог и проехать. Пока, товарищ... Удачи!

Мой разговорчивый попутчик, быстро встал, сдернул с полки свой рюкзак, выбежал из вагона и помахал мне с улицы рукой. Я ему ответил. Он запомнился мне таким, каким был в тот вечер. Небольшого роста, в рабочих, с большими пятиугольными накладками на коленях, солдатских брюках цвета хаки, заправленных в кирзовые сапоги, в черной старого покроя ветровке с карманом на груди, одетой на толстый серый шерстяной свитер, с выцветшим рюкзаком за плечами и в нелепой чуть ли не женской какой-то шляпе. Улыбающийся, добродушный.

После того как поезд тронулся, и платформа с садоводом уплыла назад, я долго смотрел в окно… Конечно же, я внутренне не соглашался со многими его категорическими взглядами и оценками. Но задуматься о многом садовод заставил. Я смотрел в окно и думал.

А мимо проплывали родные пейзажи. До чего же красива наша земля. Широкие, раскатные поля между дремучих, темных, стеной стоящих лесов… Зеленые, из мохнатых колючих лап конусы елок, белые струи берез с фонтанами шапок из золотых лепестков, серебристые кудри ив. И бескрайние дали. И кое-где на холмах рельефа островки жилья. Крыши домов, трубы с дымными хвостами, местами покосившиеся заборы. Они будто врисованны в пейзаж, эти оазисы человеческой жизни. И взяты ни откуда-нибудь, прямо из космоса.

Я смотрел на тянутые, быстро скользящие над землей тучи и переваривал услышанное. Вдруг неожиданно осознал, что за весь этот длинный дорожный монолог садовода — попутчика, я не проронил ни слова. В процессе его я на что-то кивал, поддакивая рассказчику, улыбался, когда было смешно, в нужных местах сочувствовал. И молчал. Я оказался благодарным слушателем, ни разу не перебив чужую мысль.

Я удивился во второй раз, когда услышал странный шорох, исходивший из моей дорожной сумки, сунутой под койку. Я поднял сумку на колени и открыл ее. Мой магнитофон-кассетник, — я точно помню, что не включал его, — был включен на запись. Как это случилось, не понимаю. Может быть, при посадке кто-то кнопочку случайно нажал. Но факт остается фактом: весь этот путаный рассказ оказался на пленке. Я прямо в поезде перемотал ее и включил на воспроизведение. Нельзя сказать, что запись получилась качественной. Это электричка! То и дело на человеческую речь накладывались какие-то посторонние звуки, шорохи, скрежетали тормоза, слышались объявления следующих станций, чужие голоса. Все это мешало восприятию, но не настолько, чтобы было невозможно разобрать сказанное. Садовод сидел напротив меня и был ближе всех к микрофону. По приезде домой я не знал, что с этим делать, но примерно через месяц вернулся к пленке, прослушал ее еще раз. Потом еще раз... И пришло озарение. Я напечатал речь садовода на бумаге. Для удобства чтения, разбил получившийся текст на небольшие главки, — по темам. И каждой из них дал имя.

Так и родились на свет «Байки садовода»!

* * *